— Морской Волк?! Морской Волк жив?! Это невозможно! А! Так это его сын! Тот, который сумел ускользнуть! — вдруг завизжал он.
— Ты взял жизнь отца — так сегодня я возьму жизнь твоего сына, собака! — точно так же провизжал я и тут же проткнул мечом сразу двух его воинов, которые в следующее мгновение рухнули замертво.
Услышав эту угрозу в отношении своего первенца, Айвар бросился ко мне, словно дикий медведь, но щит его тут же разлетелся надвое под моими ударами. Теперь мы дрались без всякой защиты. Айвар был стар, но силен по-прежнему. Он нападал на меня яростно, и я отвечал ему так же. Я без особого труда отражал удары его топора, но, к несчастью, потерял свой меч. И тогда, действуя как можно быстрее, я схватил его в охапку и изо всех сил отбросил прочь, пока он не успел меня контратаковать. Я ни на мгновение не забывал при этом о хитрости и подлости моего противника, и мне надо было во что бы то ни стало не дать ему возможности пустить в ход кинжал. Отступив на пару шагов, я обеими руками занес над головой топор, затем сделал еще шаг назад для разбега и после этого прыгнул на конунга. Под силой моего удара лицо, шлем и оплечье Айвара Бесхребетного превратились в кровавое месиво — и именно сейчас он, как нельзя лучше, оправдывал свое прозвище.
— Это тебе за отца, северная змея! — я плюнул на корчившееся в груде других трупов массивное тело.
Но в своем гневе я совершил ужасную ошибку — отвлекся в битве, которая еще не закончилась.
— Энгус, берегись!
Хагарт успел предупредить меня вовремя, поскольку прямо на меня несся один из комитатусов Ситрика, целясь длинным копьем. Хагарт, бывший тоже верхом, кинулся наперерез, и от столкновения оба всадника полетели с коней. Но Хагарт вскочил мгновенно и убил еще двух опытных воинов личной охраны Айвара, пока я приготовился к нападению следующих двух. Они были верховыми, а я стоял на земле, скользкой от крови. Вероятно, это убедило их, что я представляю для них легкую добычу. Но едва они приблизились, я вскочил на небольшое возвышение рядом, а оттуда прыгнул как раз между двумя лошадьми, держа в руках и топор, и меч. Лошади мчались рядом параллельно друг другу, и потому всадники с длинными пиками не могли быстро развернуть ко мне свое оружие, я же насытил свое еще двумя смертями.
Затем, бросив косой взгляд вправо, я увидел Ситрика, который вне себя от ярости несся ко мне, но не верхом, а пешим. В руке у него сверкала пика одного из комитатусов. Я мгновенно встал в нужную позицию и принялся вращать мечом, используя прием Оуена и целясь в плечо врага.
Но Ситрика не волновали ни честь, ни слава воина. Он был королевским сыном, одетым в мавританские шелка и в мягкую выделанную кожу убитых рабов, и пока я учился, он никогда не заботился о том, чтобы уметь защитить себя, ибо всегда находился под охраной своих комитатусов. Мой меч сделал круг и опустился на врага со свистом. Удар оказался столь силен, что я так и не смог вытащить меч из тела Ситрика.
Тем временем Мьюредах вел своих людей в прорубленный нами проход, и они уже уничтожили целое подразделение отряда Айвара. Чувствуя подступающую усталость, я оглянулся на поле битвы. Шум ее начинал затухать, и над полем стояло уже скорее эхо битвы… Из этой прострации меня вывел все тот же Хагарт.
— Морской Волк улыбается тебе, Энгус, — где бы он теперь ни был.
Услышав имя отца, я вспомнил обо всех страданиях, которые принесли эти два ублюдка, отец и сын, гордому народу Британии. Тогда я отрезал голову Ситрика и поднял ее высоко, чтобы он своими мертвыми глазами посмотрел на позор его народа. А потом я швырнул голову на тело Айвара.
После этого я крепко обнял Хагарта: в конце концов, мы оба добились этой победы.
Войско союза королей Эрина уже заняло весь Дублин и полностью владело положением. Олаф Белый Человек был мертв, а его могущественная армия полностью уничтожена доблестными воинами великого короля Эдха. Первым делом мы выпустили на волю тысячи рабов, пиктов из Далрайаты и бретонцев из Уэльса; все они были измождены до предела и походили на землю, которая давно не видела дождей. Рабов оказалось неимоверное количество, и я приказал освободить всех до единого.
Вождь союза и великий король вступил в город подлинным триумфатором, и я с радостью смотрел на его колоссальную, отлично выученную армию. Четыре других короля важно ехали рядом, и все расступались, давая им дорогу.
— Кто этот человек, что велел освободить всех рабов? — спросил Эдх.
— Вот этот человек, мой господин… — И Бран поспешил представить меня королям, орлиным глазом выхватив из толпы.
— А кто убил Айвара и его проклятого выродка? — снова торжественно, как и подобает королям, вопросил Эдх.
Бран отвечал, а Оуен буквально поднял меня на руках через толпу, чтобы поставить под ясные очи Эдха:
— Это он же, мой господин.
— Один и тот же? — в словах благородного правителя послышались удивление и недоверие одновременно.
— Но кто же ты, благородный воин? — обратился он ко мне, и это обращение ударило мне прямо в душу, ибо в первый раз меня публично назвали воином — званием, о котором я мечтал с детства. А во-вторых, прозвучало обращение «благородный» из уст самого короля! Я пал на колени. Память о благородной душе старого Ненниуса пронеслась в моем сердце, и я заговорил:
— Я ничто, господин мой… Я восхищаюсь вашей добротой, мой король, но такого обращения я, право же, не заслужил, — с такими словами я опустил глаза перед этим подлинным королем, чье благородство являлось Божиим благословением на Земле, каплей Его справедливости, влитой в земного человека, истинно понимавшего, что такое равенство и любовь.
— Встань, воин, сейчас не время лежать у моих ног, ибо в битве мы все равны и все братья! Скажи мне твое имя, воин!
— Энгус МакЛахлан, мой господин, — ответил я, назвавшись именем матери, ибо больше я не принадлежал к племени норманнов.
— МакЛахлан? — повторил король, задумавшись. — Это имя не чуждо моему слуху, воин. Но в любом случае я хочу, чтобы оно навеки запечатлелось в памяти Эрина, и потому дарю всех освобожденных рабов тебе, чтобы ты дал им свободу официально, несмотря на то, что уже сделал это в порыве, разом прекратив их мучения.
Я поднял глаза, воздел меч, вонзил его в землю и, склонившись над рукоятью меча, выступавшей над землей подобно кресту, громко сказал:
— Пусть Господь, наш Отец и Творец, который создал людей свободными, вернет свободу тем, кто ее заслужил, через скромные грубые руки простого воина, истинного слуги Божия.
С этого момента все рабы вновь стали свободными.
Эдх протянул мне лезвие своего меча, и я благоговейно поцеловал его.
— Ты станешь нашим союзником, Энгус, и всегда можешь рассчитывать на нашу поддержку, что бы ни случилось, ибо отныне ты тоже сын Эрина.
Послышались восторженные крики, шум и радостные вопли, под которые король Эдх со своим войском покинул Дублин.
