На следующий день, несмотря на то, что стояло уже начало весны, подул пронизывающий холодный ветер. Отлично выспавшись, я окунул голову в чан с ледяной водой и как следует умылся. Будущее теперь казалось мне долгим отдыхом, который уже начался. Я вышел через ворота на равнину и посмотрел на горизонт. Моя жизнь отныне находилась только в моих собственных руках. Я блаженно потянулся и сладко зевнул. Неподалеку от покоев крепко спали мои воины. «Они спят как должно, — подумал я, — зачем же я проснулся так рано?». Я поднялся на стену и опять посмотрел вокруг, наслаждаясь открывшимся мне видом благословенного острова Британия, так долго пребывавшего в кровавом кошмаре. Утро стояло удивительное, и даже порывы холодного ветра казались мне поцелуями.
Неожиданно на горизонте я увидел фигуру человека, одетого в белую рясу. Скорее всего, это был старик. Кто знает, а вдруг это и есть тот самый монах, о котором вчера рассказывал король. Монах… Или нет, отшельник… Да-да, отшельник. Честно говоря, вчера я так устал, что толком даже не обратил внимания на подробности, — да и не хотел, поскольку вся эта ситуация с задержкой отъезда мне не понравилась. Но человек все приближался, и мне стало немного не по себе от его одинокой фигуры, напомнившей привидение. Я видел белоснежную бороду, почти сливавшуюся с одеждой, огромный капюшон, откинутый за спину. Вот я уже ясно различал, что это глубокий старик с длинной бородой и волосами. Он совсем не походил на монахов, которых я видел в монастыре у Ненниуса. Белые развевающиеся одежды придавали ему сходство с призраком — а там монахи всегда носили черное. Словом, я с любопытством ощутил в себе страх перед таинственным человеком или призраком, неумолимо приближавшимся ко мне… «А вдруг это потерянная душа, явившаяся для того, чтобы похитить меня и унести в ад», — со смехом продолжал мысленно пугать себя я, ведь так приятно позабавиться, когда тебя окружают утренние туманы или ночные тени, и ты уже не пугливый ребенок, а взрослый воин, хорошо знающий силу своих рук. Я вспомнил, что ребенком всегда радовался, когда на меня налетали гуси, ибо воображал себе их какими-то морскими или болотными чудищами, таинственными существами небес и земли, вроде драконов из историй, что рассказывали барды в Кайте. И мне было интересно представлять, как мы все побежим от них и станем прятаться… А потом я вспомнил и своих товарищей по играм, и норманнские сказки, которые слышал от отца, и кельтские легенды матери…
Но вымыслы хороши для детей. Слишком скоро я увидел, как все мои детские фантазии оказались растоптаны жестокостью и алчностью взрослых.
Потом еще раз я соприкоснулся с этим мистическим миром в обители Ненниуса, только на сей раз у фантазий оказался совсем иной смысл; в них уже присутствовали Бог и сонмы Его ангелов. И это оказалось настолько мощной, величайшей фантазией, что она послужила преображению моих жизненных планов и путей. Мне стало ясно, что жестокость этого мира будет излечена на небесах и что мы должны жить и чувствовать сообразно нашей вере.
Тем временем старик остановился у ворот. Он все еще оставался полускрыт туманом и словно чувствовал, что я внимательно наблюдаю за ним. Он стоял перед городом как призрак, нарисованный моим воображением, как необыкновенное видение. Я решил открыть ворота и встретить его, но на всякий случай прихватил с собой и топор. Вот петли заскрипели, и я оказался лицом к лицу с загадочным стариком. В глаза мне глянул тусклый взор колдуна. Казалось, он так и звал к смерти. Я невольно стиснул рукоять топора: одно неверное движение со стороны этой бродячей загадки — и она отправится обратно к себе в преисподнюю… Я сделал шаг навстречу… потом второй. Ощущение холода, шедшее от старика, усилилось, но он не двинулся с места, как заколдованный, и не отрывал от меня глаз.
— Кто ты, старик, и что тебе здесь нужно?
— Мне не нужно ничего, бедный воин. Ничего… Энгус МакЛахлан! Все нужно только тебе. К концу дня приходи к священным камням Стоунхенджа!
Мне не понравились ни приглашение, ни тон, каким оно было сделано, — все это походило, скорее, на приказ.
— Приходи, Энгус! Это важно.
И не говоря больше ни слова, старик развернулся и отправился прочь. Холодная волна прокатилась по всему моему телу. Да, существо это оказалось и в самом деле очень странным, но в то же время я отчетливо сознавал, что передо мной настоящий мудрец. Манеры его величественны, а в глазах светилось неземное спокойствие.
Скоро он исчез за горизонтом, словно мираж.
Я обсудил эту историю с королем, ибо совершенно не понимал, откуда он знает мое имя, если никогда раньше со мной не встречался. Альфред решил пойти со мной на таинственную встречу в Стоунхендже.
И вот мы отравились туда, прихватив с собой нескольких воинов из моего отряда, ибо, хотя мир с врагами заключен, война только кончилась, и поэтому стоило принимать определенные меры предосторожности. После непродолжительной верховой прогулки мы добрались до знаменитых камней, которые и раньше казались мне самыми настоящими алтарями или сиденьями для каких-то великанов.
Мы спешились и огляделись. Перед нами расстилалось великолепное торжественное зрелище: оранжево-алое небо пылало как огонь, а вокруг камней, повторяя их кольцо, стояло множество монахов с тонзурами и в черных одеяниях. Монахи были самые обыкновенные.
Отшельник был уже там, посреди таинственного круга. Он распростерся на коленях, головой касаясь земли. Мы с королем переглянулись, заинтригованные и озадаченные присутствием множества монахов, пребывающих в безмолвной молитве.
Отшельник поцеловал землю и снова посмотрел на меня:
— Подойди, Энгус. Настало время получить то, что принадлежит тебе по праву.
Следом за мной к отшельнику подошел и Альфред. Молитва монахов стала слышна, она звучала на латыни, языке, который Альфред знал. Я взглянул на него, пытаясь прочесть по выражению его лица смысл происходящего и то, какое отношение имеет все это ко мне. Момент был чрезвычайно торжественным и таинственным. Я подошел к старцу.
— Говори, старик! Чего ты хочешь от меня? Как тебя зовут? — Мне не хватало терпения разгадывать загадки, и не нравились проволочки. Я считал, жизнь должна быть прозрачной, как вода. Ненниус, служивший образцом для меня, был самым прямым человеком, которого я встречал, он никогда не ходил вокруг да около. Я подошел ближе и увидел, что старец держит в руках меч, который сиял так ярко, что почти сливался с его белыми одеяниями. Длина меча была такова, что кончик лезвия касался земли, хотя рукоять находилась на уровне груди.
— Мое имя Кайлах Патрик, а меч этот принадлежит тебе, Энгус МакЛахлан, — сказал он мне, и голоса монахов зазвучали громче.
Я смотрел на чудесный меч и видел глаза старца. То были дикие глаза, с жестким выражением, они наполнили меня мрачным предчувствием, словно я находился перед персоной более важной, нежели король, и должен быть более осторожным.
— Меч этот, Энгус, — начал он свой рассказ о происхождении чудесного оружия, — создан более трех сотен лет назад, когда остров был еще населен язычниками. В то время сюда прибыл святой по имени Колумба. Миссия его состояла в проповеди Евангелия на благословенном острове. Он обращал в христианскую веру целые народы, королей, и ему явились ангелы, указавшие, что он должен выковать святой меч. Кельты владели древним знанием в этом искусстве, и, чтобы создать священное оружие, которым станут сражаться в будущем, он нашел кузнецов-друидов.
