Эртель рассказывал, умудряясь между делом истреблять содержимое тарелок и кувшинов, госпожа Раварта слушала, белый волчонок изображал коврик перед камином и сонно зевал. Для него людские хлопоты не имели никакого значения.
– Да, чуть не забыл – самая свежая и увлекательная сплетня, разгуливающая по городу. Одного из завороженных умудрился изловить лично Киммериец. Приспичило ему отправиться вкупе с Йен шататься по городу и вспоминать былые развеселые деньки… Темвик клянется, будто столкнулся уже с доброй полусотней очевидцев, с пеной у рта повествующих о сем великом сражении, хотя на самом деле там околачивался только десяток городской стражи, – Эртель хмыкнул, в очередной раз поразившись размаху человеческого воображения. – Ладно, с этой обузой почти справились. Теперь бы еще благополучно пережить Ярмарку, и останется только сильно невзлюбившая нас Гиперборея… Слушай, у тебя просто такой грустный вид или ты о чем-то думаешь?
– Думаю, – Нейя поднялась из-за опустевшего стола и по давней привычке встала позади кресла Эртеля, немедля ткнувшегося затылком в подставленные женские ладони. – Я очень рада, что все налаживается, только… Только меня кое-что беспокоит. К примеру, твоя голова – она по-прежнему болит?
– Ты прямо как моя матушка, – снисходительно проворчал король Пограничья. – Стоило мне разок чихнуть и она сразу решала, что я помираю.
– После рассказов Рени мне отчего-то показалось нелишним пойти и расспросить живущих в крепости оборотней, как они себя чувствуют в последние дни, – поколебавшись, девушка решила поделиться своими невеселыми открытиями.
– И что ты узнала? – рассеянно поинтересовался Эртель. Он как раз изловил пушистый кончик длинной косы подруги и стал разделять ее на отдельные прядки.
– Темвик сперва отмалчивался, а потом пожаловался на сильную головную боль, – добросовестно начала перечислять госпожа Раварта. – Говорит, она пропадает, то вспыхивает снова, и тогда ему мерещатся всякие вещи, которых на самом деле нету. Модран, старшина охраны в покоях гостей, сказал: его тянет бросить все, перекинуться и удрать на денек-другой в лес. Дама Серейда, ключница, обмолвилась, что к ней опять стали приходить сны о ее молодости, когда она едва не примкнула к Стае Бешеного Вожака и успела лишить жизни с десяток человек. Лути, одна из белошвеек, моя давняя подружка, уже четвертый день не выходит на работу. Я не смогла с ней толком поговорить – она заперлась у себя в комнате и твердит, что ей страшно. У Джиля, помощника старшего ловчего, тоже ноет голова и вдобавок он слышит шепот, подбивающий его напасть на кого-нибудь. Этот голос, как он сам заметил, его не пугает, но… как бы это сказать? – околдовывает.
При каждом новом имени Эртель Эклинг едва заметно кивал, словно Нейя каким-то образом подтверждала известные ему одному сведения. По его лицу блуждала странная, мечтательная полуулыбка.
– Наконец, я сама, – явно через силу выговорила Нейя. – У меня вроде бы нет головных болей, но я с недавних пор я вижу один и тот же сон. Меня преследует какое-то страшное существо, я убегаю от него на вершину крепостной башни. Снаружи ночь, подо мной город – не знаю, Вольфгард или нет – и в нем множество пожаров. Тут я понимаю, что сбежать не удастся, но есть выбор. Обернуться зверем и драться, либо остаться человеком и прыгнуть вниз. Я прыгаю и просыпаюсь… А вдобавок сегодня днем я за какой-то надобностью зашла в кухни. Там готовили баранину и вдруг, ни с того, ни с сего я тайком подобрала случайно упавший кусочек и съела. Сырой кусок мяса – это так противно, но я преспокойно его сжевала, можешь себе представить?
К собственному удивлению, она говорила вполне спокойно:
– С этим нужно срочно что-то делать. Люди, с которыми я беседовала, не имеют никакого отношения к гиперборейцам, но с ними творится неладное. А ты – разве ты не замечаешь за собой никаких изменений? Не обижайся, любовь моя, но ты стал не в меру раздражительным. Я уж не напоминаю про этот разговор с двергскими посланниками…
– И правильно делаешь, что не напоминаешь, – резковато оборвал король Пограничья. – Из нас двоих лекаря, по-моему, нужно звать именно к тебе. Этими разысканиями ты себе напрочь голову заморочила. Поговори лучше с Ренисенб или с Тотлантом, когда он вернется – они умеют копаться в человеческих душах. Лично мне все рассказанное тобой кажется… э-э…
– Чепухой, – со вздохом подсказала Нейя, на шаг отступая от кресла. Вернее, пытаясь отступить, ибо хвост наполовину расплетенной белокурой косы по-прежнему оставался в руках у Эртеля. – Думаю, мне лучше вернуться к себе.
– Сиди, – мотнул головой оборотень. – Сперва жалуешься, что видишь жуткие сны и таскаешь мясо с кухонь, а потом собираешься удрать? Ты останешься здесь, зато кое-кто пойдет искать другое место, чтобы вздремнуть… Гвен! Я кому говорю?
Серебристый волчонок на протяжении всего путаного рассказа Нейи Раварты полулежал, навострив уши, будто понимал каждое слово. Заслышав же распоряжающийся голос отчима, зверь немедленно плюхнулся набок и отвернулся, прикрыв морду лапами.
– Гвен, пошел вон, – с нажимом повторил Эртель. – Не заставляй выбрасывать тебя за дверь, ладно?
– Да пусть сидит… – заикнулась Нейя, сразу же прикусив язык – кажется, владетель Пограничья снова начинал злиться. Возражать ему в такие мгновения не стоило. Понимал это и приемыш: нехотя встал и исчез в темном коридоре, на прощание коротко и сердито рыкнув.
– Он мне мешает, – коротко пояснил Эртель, используя многострадальные локоны подружки вместо аркана, чтобы притянуть девушку к себе и заставить опуститься на широкий подлокотник кресла. – Ходит тут, подглядывает, вынюхивает, клянчит… Иногда я вообще перестаю понимать, ради чего мы держим его в замке. Он прекрасно жил бы и в лесу… а еще можно подарить его детям Аквилонца. Вместо игрушки или как новую тварь для зверинца.
– Ты шутишь? – переспросила окончательно сбитая с толку Нейя. – Гвен не бессловесное животное, чтобы запросто отдавать его кому-нибудь!
– Правда?! А какое же он животное, ежели не бессловесное? – фыркнул Эртель. – Или вы с ним втайне беседуете о поэзии Эрмирия Кудесника? Да, между прочим, по какому праву ты вечно перечишь своему королю? Вроде бы я правлю этой страной, значит, никакой нахальной девице не дозволяется пилить меня с утра до ночи и с ночи до утра. Нейя Раварта, по-моему, ты высказываешь неуважение к монархии. Таковой проступок подлежит наказанию, причем немедленному, – он дурашливо хмыкнул, и этот смех отчего-то заставил девушку испуганно шарахнуться в сторону.
– Я хочу уйти, – жалобно повторила она. – Ну пожалуйста. Все равно у нас сегодня ничего не выйдет…
– Слушай, да помолчи ты хоть немного! – в сердцах рявкнул Эртель Эклинг.
Пожалуй, его высказывание стало последней разумной и членораздельной фразой, прозвучавшей нынешним вечером.
То, что последовало затем, больше смахивало на бестолковую и яростную потасовку между не желающим проявить хоть немного терпения мужчиной и женщиной, сопротивляющейся уже не из кокетства или для виду, а всерьез. Для начала опрокинулось набок тяжеленное кресло, его судьбу разделили стол и подставка для оружия – ее перевернула Нейя, в отчаянной попытке достигнуть дверей и выскочить наружу.
