Оставалось сидеть здесь, уповая на милость Солнцезарного и собственные силы, да стараясь особенно не задумываться о том обществе, в коем довелось оказаться.
Общество не относилось к числу приятных. Десяток мертвецов, один полутруп, мечущееся за решеткой сущее порождение Тьмы, и вдобавок женщина, вид которой не предвещал ничего хорошего. Если она еще не спятила, то стремительно близилась к этому удручающему состоянию. Святой брат упрямо, продолжал разговаривать с ней: не отвечает, то пусть хотя бы слышит поблизости ободряющий человеческий голос.
– Кто-нибудь обязательно сюда придет, – в сотый или тысячный раз твердил митрианец, разгулявшееся воображение которого с готовностью подсказывало, кто именно может заявиться в отдаленный подвал. Ради таких гостей брат Бомбах старательно подпер дверь уцелевшими скамьями и обломками стола, а сам вооружился тяжелым палашом, одолженным у покойного стражника. Ни то, ни другое особой надежды не внушало. Будь на месте монаха человек чуть послабее духом, он счел бы вернейшим средством избавления от грядущей напасти немедленное самоубийство.
Ожидание тянулось и тянулось. Трещали, прогорая, факелы на стенах. Однажды долетел отдаленный толстыми стенами истошный вопль, и монах вознес моление за чью-то душу, покинувшую мир. Пару раз он спускался проведать пленника в нижнем подвале – тот яростно шипел на кошачий лад, и, вторя завываниям, по перекрестьям решетки кружились розовые и изумрудные призрачные огоньки. Товарка по несчастью не подпустила митрианца к своему подопечному, но, насколько мог рассудить монах, сотворенная ею ворожба не принесла толка – человек уже перешагнул грань между миром живых и умерших.
Внезапная тихая дробь снаружи едва не застала брата Бомбаха врасплох. Оцепеневшая в своей печали – женщина встрепенулась, подняв голову. Кто-то вытащил засов и толкнул створку – к счастью, пока не шевельнувшуюся. Монах потянулся за палашом, мысленно убеждая того, кто скребся под дверью, бросить это занятие и приискать себе иную добычу.
Интересно, сколько времени понадобится одержимому оборотню, чтобы одолеть преграду и ворваться внутрь? Или он догадается сбегать за помощью?
Стук стал настойчивее, затем оборвался, заглушённый новым звуком – отчетливым топотом многих бегущих ног и встревоженными голосами. Да, в коридоре разговаривали – отчетливо и внятно. Значит, это не околдованные: у тех дар разумной речи отнимался напрочь, заменяясь звериным ворчанием, скулежом и воем. Неужто в небесах вняли отчаянным призывам скромного служителя Всеединого и решили даровать спасение?
Толстенная дверь содрогнулась под увесистыми пинками. Подпиравшие ее доски и обломки опасно зашатались, угрожая вскоре рассыпаться. Вделанные глубоко в камень железные петли поскрипывали, и в узилище проник требовательный оклик:
– Есть кто живой? Отзовитесь! Эрт, ты там? Открой! Отопри немедленно, я тебе говорю!..
– Впусти их, – сказала женщина, но брат Бомбах не успел последовать совету.
Как завороженный, митрианец следил за возникающими на темном дереве белыми разбегающимися трещинами, зарождению каждой из которых предшествовало глуховатое размеренное уханье и свист летящего железа.
Трещины скалились острыми щепками, хлипкий завал из былых предметов обстановки караульной окончательно развалился, но непонятное оружие продолжало крушить дверь, пока та не превратилась в чудом удерживавшиеся на петлях обломки.
Высокая, на удивление крупная фигура, нагнув голову, боком пробралась внутрь, оглядела учиненный разгром, пустующие клетки с дверями нараспашку, мертвых надзирателей и присвистнула. Следом неуклюже протиснулся второй человек – долговязый, в белом одеянии, немедля кинувшийся к свернувшейся под стеной женщине и удрученно зацокавший языком.
Спустя миг в камере стало тесно от прибывавших из коридора людей. Брата Бомбаха увесисто хлопнули по плечу, спрашивая, не видел ли он короля Эклинга и как им посчастливилось уцелеть?
– Загляните туда, – наконец связно выговорил монах, показывая на дверь в соседнее помещение. – Остальные удрали… Вы, собственно, кто будете, добрые люди?
– Все бессмысленно, – бормотала Ренисенб эш'Шарвин в ответ на настойчивые расспросы Озимандии. – Мы не успели. Они на свободе. Им не помочь, нам не спастись… а мне теперь все равно.
Она пыталась сказать еще что-то, но замолчала и болезненно съежилась, пережидая очередную судорогу, холодным огнем сжигавшую ее правую руку – от ладони до запястья. Особенно доставалось безымянному пальцу, охваченному черным, словно проржавевшим ободком кольца.
* * *
В начале нынешнего дня колечко светлой меди привычно и отчасти легкомысленно поблескивало на положенном месте, свидетельствуя о том, что его владелица посвящена в тайны магии, а ее обучение начиналось в прокаленном солнцем городе, отстоящем за много лиг от столицы Пограничья. Ренисенб получила это кольцо в возрасте тринадцати лет, одолев первые ступени крутой и длинной лестницы, ведущей к недоступным прочим смертным тайнам.
Символическое украшение тогда оказалось слегка великовато и болталось на пальце.
С каждым прожитым годом оно становилось все теснее и теснее, срастаясь со своей хозяйкой и становясь ее неотъемлемой частью. У воинов – мечи, у менестрелей – лютни, у волшебников – кольца, так повелось и так будет всегда. Что случится, если оно потеряется или его отнимут? Конечно, если ты – настоящий маг, то сумеешь обойтись и без помощи кольца, но это будет напоминать попытки хромого обогнать скаковую лошадь, причем отказавшись от костылей. Да, есть магические школы, применяющие вместо колец иные талисманы или пытающиеся обойтись вовсе без оных, но особенных успехов они пока не достигли…
Магичке в жизни не приходилось отвечать на столько вопросов сразу, а любознательность младших отпрысков Аквилонца, похоже, не имела пределов. Оставалось только посочувствовать тяжкой доле наставников Лаэга и Ричильдис, если им приходится каждый день выдерживать подобный напор двух подростков, желающих знать все обо всем. Терпение стигийки оказалось не столь крепким, и, воспользовавшись случаем, когда Лаэг вновь предложил прокатиться на каруселях, она сослалась на головокружение и улизнула.
Ярмарка Ренисенб понравилась, несмотря на постоянный гул, пеструю толчею и мелькание лиц. Она побывала на церемонии открытия, поглядела на вручение даров, и, беззастенчиво воспользовавшись положением придворной магички, не обязанной никому давать отчета в своих действиях, присоединилась к свите аквилонской королевы. Разгуливать по Торжищу в одиночестве стигийка поначалу не рискнула, но, рассудив, что черно-лиловая хламида волшебницы наверняка охранит ее от любых возможных опасностей, отправилась на прогулку по торговым рядам. В глубине души Ренисенб надеялась столкнуться где-нибудь с ширрифом, хотя понимала – Грайтису сейчас не до нее. Они и виделись-то всего два или три раза: он пропадал в Управе или на застраивавшемся Торговом Поле, она – в замковой библиотеке и в подвалах, где содержали заговоренных.
