Этот дождь смыл из памяти дознавателя Восходного квартала все, что происходило с ним до наступления рассвета. Осталось только удивительное ощущение полнейшей свободы и могущества. Должно быть, вместе со скограми он носился по улицам, ему вспоминалось, что он находился подле бастионов замка, но те выглядели слишком неприступными, и он ушел оттуда, предоставив тем, кто поглупее, карабкаться по стенам и охотиться на людей. С ним что-то происходило, он менялся, также, как менялись по собственному желанию одержимые оборотни, принимая ту ипостась, которую им хотелось. В своей прежней жизни Рэф из Ильгорта, потомок смешанных, браков между Карающей Дланью и людьми (хотя подобное не приветствовалось старейшинами рода) считанные разы пробовал изменить обличье и ему не удавалось стать даже слабым подобием волка. Он безнадежно застревал в начале второй стадии – зверообразное чудище, неуклюжая и отвратительная на вид тварь. После десятка неудачных попыток он бросил это занятие, положив для себя отныне и навсегда пребывать в человеческом облике.
Той грозовой ночью, до отказа наполненной криками и рычанием, он отмахнулся от давнего обещания. Он смог стать кем-то – не человеком, не волком, а иным созданием, внушавшим испуг даже собственным сородичам. Рэф затруднился бы описать, как именно выглядело его обличье, но оно оказалось намного более удобным и ловким, нежели прежнее человеческое тело. Оно могло все – взлетать по отвесным стенам, быстро заживлять раны, противостоять холодной стали, и не знало усталости. Жаль, что под утро он растаял, этот неведомый Зверь, вернув дознавателя к прежнему виду… и совершенно новой жизни.
Тогда он тоже пришел в себя здесь, на площади перед Управой, еще толком не придя в себя от минувших открытий. И почти сразу его ожидал вызов – вызов, брошенный кем-то из самоуверенной молодежи, решившей, что десяток загрызенных людей и доблестное падение со стены замка дали им какие-то права на место Вожака. Либо же их толкали вперед дремавшие прежде инстинкты животных, требовавших устроить испытание тому, кто становится во главе Стаи.
Первые трое сдались почти сразу, Рэфу даже не понадобилось прибегать к силе. Достаточно было посмотреть на зарвавшихся юнцов и обратиться к ним, как двое тут же порскнули в толпу. Последний остался – упал на бок, перекатился на спину и униженно задрыгал в воздухе лапами с устрашающими когтями, выражая подчинение. В доказательство это создание, слитые воедино кабан, барс и собака – без всякого на то приказа разорвало на кусочки следующего нахального претендента, но отступило перед ревущим чудовищем, растолкавшим задние ряды глазеющих оборотней и вылетевшим на площадь.
Эту жуткую тварь Рэф уже видел мельком прошлой ночью. Именно она подбила бесновавшихся в кварталах Поблизости от замка скогров напасть на Цитадель и в меру разумения старалась возглавить штурм. А сейчас глухо рыкающая зверюга, живой таран в медвежьей шкуре желтовато-пегого цвета, поднявшийся на дыбы и ловко перебирающий задними лапами снежной ящерицы, пер через шарахавшихся в стороны оборотней с одной-единственной целью: добраться до почти состоявшегося Вожака и расправиться с ним парой ударов. Остановить его могла разве что каменная стена толщиной в полдюжины локтей.
Или кое-кто иное, отныне подвластное Рэфу. Медвежьей силе можно противопоставить небывалую ловкость, в мире найдутся звуки и пострашнее утробного рыка, и даже толстенная шкура не устоит перед натиском когтей, способных с легкостью рвать полосы металла.
В отличие от скогров, меняющих облики постепенно, с добавлением или исчезновением новых черт, Рэф не переходил, но мгновенно переливался в ипостась своего Зверя. Он и сам толком еще не понял, как именно это происходит – ведь Зверь приходил к нему второй раз в жизни.
Ящеромедведь, разглядев, что именно ожидает его посреди площади, запоздало одумался и грузно рухнул на передние лапы, но остановиться не сумел – помешала увлекающая вперед собственная тяжесть. Он никогда не встречал ничего подобного, и даже ускользнувшая в глубины разума человеческая память отказывалась подсказать что-либо полезное. Это создание, только что бывшее хрупким человечком, которое он так решительно собирался прихлопнуть, обернулось чем-то небывалым. Сплошные острые шипы, изломанные углы, сверкающие на солнце искры. В повадках, движениях кроется что-то от насекомого и от змеи, а змей медведь боялся – это осталось еще от прежнего существования.
Он все-таки решился напасть – с тем, чтобы спустя миг кувырком лететь по булыжникам, истошно вереща и думая лишь об одном: куда бы спрятаться. Никакого боя не вышло – нельзя драться с созданием, движущимся быстрее, чем зрачок глаза, оказывающимся то здесь, то там, и при этом безмолвно повторяющим: «Эта Стая будет моей». Когда якобы случайный взмах сухой когтистой лапы промелькнул перед самыми глазами и легонько чиркнул по чувствительному медвежьему носу, забияка сдался. Вытянулся на брюхе, накрыл лобастую голову лапами и протяжно заскулил. Он вздрогнул, когда его потрепала по массивному загривку человеческая рука, послушно поднялся на ноги и заковылял следом за Вожаком.
Больше желающих оспаривать право Рэфа не нашлось.
Зато объявилась Нейя Раварта со своими пророчествами. Именно из-за нее Стая продолжала торчать на одном месте, вместо того, чтобы обыскивать город и сгонять людей к старым бойням в Полуденном конце, как рассчитывал Рэф. Из-за нее покачнулось и могло не удержаться его превосходство над остальными оборотнями. Из-за нее приходилось обдумывать вещи, которые Рэфу не слишком хотелось делать. Она сама не оставила ему другого выхода.
Ближе к сумеркам дознаватель улучил момент и подозвал к себе двоих из числа Бегущих Следом. Один, некогда носивший имя Шелорис, был из тех восьми скогров, которые первыми признали в Рэфе сперва Старшего, а затем и Вожака. Из тех восьми тварей, выведенных им из подвалов крепости, уцелели только четверо, и среди них – бывший содержатель пекарни в Медовой Аллее. Второй, предпочитавший облик рыси с прорастающими на хребте шипами, позабыл свое людское имя, прекрасно обходясь и без него. Друг друга оборотни узнавали по неповторимости примет и запаха, а давать им на людской манер клички Рэф не стал. Он и так знал почти каждого из них. Эти двое вполне подходили для его замысла. Рысь, битый на давешнем поединке, позволил бы снять с себя шкуру заживо, если бы это понадобилось Вожаку, а Шелорис почти потерял способность рассуждать самостоятельно, что делало его наилучшим из исполнителей. Вдобавок у него оказалась хорошая для скогра память – он ничего не путал, не забывал и исполнял все в точности.
Помнил он и неглубокий овражек у дальнего края бывшего Ярмарочного Поля, где под корнями старой сосны завершался ведущий из замка подземный ход. Шелорису вместе с Рысью предстояло вернуться туда, отыскать поросшую травой крышку потайного лаза и с наступлением темноты снова проникнуть в замок. Вожак требовал от них разыскать какую-то человеческую девочку и тайком забрать ее, но так, чтобы не привлечь ничьего внимания. Если похитить не удастся – убить.
«Не будет ребенка – исчезнет предмет для торга, – здраво рассудил Рэф. – Заодно и Нейя притихнет».
Говоря по правде, ее безумные выкрики оказались как нельзя более кстати. Засевшие в крепости и городских домах люди исчерпали запас отведенной им удачливости. Нельзя позволить им разбежаться и разнести вести о происходящем в Пограничье раньше положенного времени. К тому же многие, пришедшие в Стаю нынешним днем, страдали от чувства неутоленного голода, что мешало им хоть немного соображать. Нападение на замок позволит им насытиться и заодно освоиться со своими новыми умениями. Однако никак нельзя допускать повторения бойни прошлой ночи.
