Пергамент с чертежом оказался завален прочими бумагами. После некоторой возни молчаливый сотник Черных Драконов с помощью Лаэга извлек огромный лист и разложил поверх столешницы. Закручивающиеся края карты придавили шандалами и тяжелыми письменным прибором двергского литья. Замок, выстроенный на холме в полуночной части города, отмечался ярким киноварным пятном, очерчивающим границы стен и пяти башен.
– Выйдем на исходе ночи, через Оленьи ворота, – неторопливо, взвешивая каждое слово, излагал свой замысел Конан. – Пойдут все, кто остался в Цитадели. Побольше огня. Скогры огня боятся. Брат Бомбах собрал каких-то алхимиков из Красильного цеха в подвалах, они там горючее зелье варят, того гляди, спалят замок… Покуда не нападут, постараемся не поднимать шума, хотя оборотни нас все равно, не заметят, так почуют. Но уж когда нападут, дадим сдачи так, чтоб не скоро опомнились. Магам придется показать все, на что они способны. Нужно преодолеть хотя бы три или четыре перестрела по Верхнему Проезду, потом свернем на Восход, вот по этой улице….
– Дровяная, – подсказала Ренисенб эш'Шарвин, мельком глянув на план.
– Там, помнится, тянутся сплошные переулки и тупики, а чуть в сторону будет Ветреный Холм и митрианский храм. В храмах, кстати, если верить слухам, укрылось множество народу – почему-то скогры на них не нападают. Возле него отряду придется разделиться. Горожане укроются в святилище, а мы… мы поскачем дальше, за пределы города, – несколько сбивчиво завершил киммериец, явно пребывая в нехарактерном для него затруднении. – В окрестностях города оборотней не так много, возможно, они все собираются сюда, в кольцо стен… Малый и быстрый отряд наверняка сумеет проскочить. Добраться бы до первого же пограничного города у Соленых Озер, а там…
– До Соленых Озер – стало быть, два или даже три дня хорошей езды, – низкий голос из темного угла принадлежал брату Бомбаху, до того сидевшему тихо и ни в что не встревавшему. Вопреки обыкновению, митрианец даже не удосужился украдкой ругнуться в спину Крэгану Беспалому, когда гипербореец язвительно пожелал монаху доброго вечера. И за общий стол святой брат не сел, хотя его приглашали, устроился у неярко мерцавшего камина и словно бы ушел в себя, качая на перевязи раненую руку. То ли молился, то ли просто устал за прошедшие дни.
Покряхтывая, митрианец выбрался из своего угла, подошел к столу, оперся на него обеими руками и, уставясь на нарисованные улицы и дома столицы Пограничья, молвил:
– Оно конечно, Ваше величество, мы вас безмерно уважаем – и за то, что не оставили пропадать, и что сейчас пытаетесь сделать. Могли бы и без нас обойтись – выскочили ночью тишком, поминай как звали. Оборотень, он хоть тварь пребыстрая и ловок превесьма, но за лошадью, особенно навроде тех красавцев, что ваши гвардейцы стерегут, вряд ли угонится. А про вас еще болтают, будто человек вы безмерно удачливый, стало быть, до Соленых Озер наверняка доберетесь и тамошнему гарнизону о наших бедствиях знать дадите. Что потом предпримете – не нашего ума дела. Я так полагаю, что с вас станется обратно вернуться с подмогой. Только… – монах зажмурился, еле заметно раскачиваясь взад-вперед, словно ему было трудно говорить. Его не перебивали, даже отец и матушка, как подметил Лаэг, слушали эту непонятную речь с чрезвычайным вниманием. Гиперборейский колдун, тот вообще едва из своего кресла не выпал, пытаясь уловить каждое слово давнего неприятеля.
Словно приняв решение, брат Бомбах снова заговорил:
– Я не к тому веду, что мне этот план не по душе. Если пропадем, так не зазря, а за доброе дело. Я про другое хотел сказать. Про девочку, дочку вашу, принцессу Ричильдис то бишь. Знаю, не ко времени, да память у меня нынче не та, что ранее, вываливается все, как из худого мешка. Давеча смотрел я, как принцесса с этими скограми безумными разговаривала, и подумал вдруг, что неспроста они ее к себе выкликают. Не потому, что она королевского рода и, коли к ним угодит, они смогут нам условия ставить. Есть одна история… Она длинная, но я постараюсь покороче. Но без нее не обойтись, иначе непонятно будет.
– Время, святой брат, время уходит, – сухо напомнила Дженна. – Какое отношение может иметь давнее предание к нынешним событиям?
– Пускай расскажет, Ваше величество, если вы позволите, – вступился Озимандия. К полнейшей растерянности старого чародея, его вдруг поддержал гипербореец, заявивший, что ключи к нынешним загадкам нередко удавалось отыскать в прошлом.
– Ладно, слушаем, – уступил Конан. – Только побыстрее, святой брат, если можно. Что за история и при чем тут Дис?
Бомбах неловко присел на табурет, перевел дыхание и начал – слегка нараспев и глуховато постукивая в такт рассказу по столу короткими толстыми пальцами.
– Жил некогда в полуденной Бритунии один князь. Князь как князь: правил по своему разумению, воевал помаленьку, золотишко копил на черный день, и все ему так славно удавалось, что поговаривали – он, мол, сумел удачу приворожить. Только с наследниками у него как-то не заладилось – первый умер во младенчестве, а второго князь зачать не мог и страдал оттого страшно. Уже и митрианской общине пожертвования слал, и к жрицам Викканы ходил, и к заезжим колдунам обращался, а все едино. Нету потомства, и все тут. Земли и титул передать некому, умрет князь – опять начнется свара, время было неспокойное, да впрочем, когда оно спокойное, время-то…
«Можно поспорить, далее к герою легенды пришла помощь с какой-то совершенно неожиданной стороны, но за это с него потребовали какую-нибудь удивительную плату», – про себя подумал Лаэг, и не ошибся. Предание его не слишком заинтересовало, куда любопытнее было смотреть на рассказчика, умудрявшегося искренне переживать за давно умерших и истлевших в земле людей.
– Как-то по весне князь собрался с малой свитой и подался охотиться в леса. Дело привычное, поднялись разом, поскакали к Ронинскому лесу – он и посейчас шумит, только повырубили малость, конечно. Седмицу носились за оленями да зубрами, под конец заехали неведомо куда и заплутали. Наткнулись на лесникову избушку, а там заместо хозяина всем хозяйка заправляла. Вдова она была и, говорят, красавица, – святой брат многозначительно хмыкнул. – Слово за слово, повадился князь в те края па охоты ездить и всякий раз к лесничихе заглядывать. К себе ее звал, но та не захотела – она из Карающих была, привыкла в лесу жить.
Как-то князь коротал ночку у своей лесовички, и был ему то ли сон, то ли видение. Будто вышел из леса огромный волчина, аж седой от старости, и обратился к нему человеческим голосом. Мол, слишком много вражды промеж людьми, волками и оборотнями, надо это пресечь, пока не поздно. Есть и средство, но только для того нужно твое, княже, согласие. К осени родится у тебя и лесничихи девочка. Будет она понимать душу звериную и душу людскую, но научить ее этому ты не сумеешь. Поэтому оставишь ребенка в лесу и еще приплатишь за услугу – бросишь руку в огонь, все равно какую. Исполнишь в точности – будет тебе наследник. Князь решил, чего во сне не пригрезится – и согласился.
Луны через две лесничиха и в самом деле понесла, а князю тот сон уж не давал покоя. Как же так: и будущее дитя волкам отдай, и руку руби, и вообще, как зверю верить? Ну как обманет? Рассказал о видении своему старшему над дружиной. Старший-то был хват, рубака, каких поискать, и оттого на все у него сыскался один ответ: дите? волчине?! Куда хватил! В топоры бестию! Изловим, говорит, башку косматую на кол насадим, чтоб впредь неповадно было. Поднимай, говорит, людей. Ну, на все воля княжья. Взялись в топоры.
