– Еще не легче. Только заглянувших на огонек вампиров нам не хватало, – уныло вздохнул Грайтис. – Узнать такую тварь как-то можно? На кого они похожи?
– На обычных выходцев из стран Полуденного Побережья, – дернула плечом стигийка. – Вдобавок у них прирожденный дар к магии наваждений и созданию обманных чар. Если хоть один гуль прибыл в Вольфгард вместе с торговым караваном… Поймать его чрезвычайно трудно, а выдавать себя подобное создание может за кого угодно, начиная от благообразного торговца драгоценностями и заканчивая послушницей нищенствующего митрианского ордена. Правда, у рабирийцев имеются два неотъемлемых отличия: клыки, похожие на зубы мелких хищных животных, и втяжные когти на пальцах.
– Когти, – протянул Рэф. – Унтамо и асира разодрали на кусочки… Я полагал, их свежевали кривым лезвием. Похожие следы оставил бы, скажем, снежный барс…
– Или волк, – возразил ширриф. – Не забудь, над злосчастным магиком поработали не только когтями, но и клыками… притом зубки-то, дражайшая Ренисенб, изрядно поосновательнее, чем у мелких хищников. Даром, что ли, стражники ошметки по задворкам собирали? Кстати, подскажите, кто способен точно определить: девица Мави – человек или из народа Карающих? Может, она внезапно свихнулась? С перевертышами такое случается. Я слыхал истории про Безумного Вожака или как его там кличут, когда оборотни начинают поголовно сходить с ума и бросаться на всех подряд…
– Бешеный Вожак – заплесневелое чучело для глупцов! – с неожиданной злостью бросил дознаватель, сопровождая слова резким взмахом руки – так, что часть вина из его кубка плеснулась через край. – Его не существует… никогда не существовало! Это россказни и дурацкие выдумки! О Бешеном вспоминают, когда нужно посеять раздор между людьми и оборотнями!
Блестящая змейка на руке волшебницы вдруг открыла маленькую клыкастую пасть и зашипела, дрожа тонким длинным язычком.
– Ты чего разошелся? Рэф? – недоуменно вопросил ширриф. – Вон, тварюшку госпожи Рени напугал… Да, денек сегодня выдался не из легких, только вопить-то зачем?
Рэф пропустил слова начальника мимо ушей – что с ним случалось редко – и явно рвался продолжить обличительную речь… но тут часто и требовательно забарабанили в дверь. Сквозь толстую створку долетели выкрики:
– Госпожа, ширриф здесь? Срочное дело! В «Короне и посохе» резня!
* * *
Почтенный Юшта Далум, владелец таверны «Корона и посох», проводил ширрифа с помощником сочувствующим взглядом и сокрушенно покачал головой. Радоваться при виде двух усталых и измотанных стражей порядка стал бы разве что закоренелый злодей. Юшта, как ни посмотри, таковым не являлся: налоги платил исправно, дурманными зельями не приторговывал, краденое не скупал и вообще гордился тем, что таверна в городе на хорошем счету, а всякая шваль обходит заведение за лигу. Публика в таверне столовалась самая что ни на есть степенная: состоятельные купцы, заезжие и местные, гильдейские старшины, гвардейские чины из высившегося рядом королевского замка.
Выгодное место, прекрасная кухня, цены, конечно, соответствующие, однако клиенты не жалуются – зачем, спрашивается, честному кабатчику ссориться с законом? И без того Юшта Далум, недавно справивший пятьдесят второй день рождения, был вполне доволен жизнью. Он даже подумывал, не расширить ли дело. Как раз через дорогу торчит «Дуб и желудь», где, по точным сведениям Юшты, хозяин последнее время едва сводит концы с концами. Перекупить, что ли, заведение? Вот славно бы вышло! Справа от ворот, стало быть, «Корона» – для тех, кто побогаче, слева же, для ремесленного сословия, охотников, скотоводов и прочего работного люда, ясное дело, «Посох»…
Размышляя таким приятным манером, Юшта облокотился на широкую, отполированную тысячами локтей стойку и рассеянно созерцал негромко гудящий обеденный зал. По залу с деревянными подносами, нагруженными снедью, шустро сновали смазливенькие служаночки, числом трое. Девиц, кстати, трактирщик содержал в строгости. Ежели кому шальные деньги покоя не дают, любил он повторять, так я не неволю – вон, целых два борделя в Закатном Конце. Пока ни одна из девушек на легкие заработки у мамаши Зифгы не польстилась – строгость строгостью, а платил-то им Юшта неплохо.
Народу нынче в зале собралось много. В иные дни, случалось, приходилось и дополнительные скамьи выносить, но и теперь всего пара столов пустовали, за остальными потягивали эль и красное вино посетители. Все как обычно: парами, тройками беседуют за обильным ужином купцы, в углу, сдвинув два стола, веселится десяток гвардейских из замка – но негромко пока сидят, прилично. Вон ремесленники из Золотого цеха обмывают, как видно, богатый заказ, да у самых дверей притулился, никем не замеченный и никому не нужный, побирушка с холщовой сумой. Хлебает луковую похлебку за два медяка, посвечивая из-под спутанной седой гривы диковатыми темными глазами. Побирушку Далум немного знал. Время от времени тот выполнял разную черную работу в таверне, за что Юшта платил ему когда мелкой монетой, а когда – вот как сейчас, едой.
На Оленьей башне замка колокол отбил шесть пополудни. Одновременно с последним звонким ударом дверь мотнулась на хорошо смазанных петлях от молодецкого пинка, и в таверну один за другим ввалились пятеро.
Завидев их, Юшта отложил в сторону дощечку-абак и немного сместился за стойкой – так, чтоб под левой рукой оказался плетеный шнурок замаскированного звонка, а под правой короткая толстая дубинка из железного дерева. Чуть подумал и дернул за шнурок. В глубине дома брякнул колокольчик, оповещая Громилу Белиаса, что в общей зале вскорости могут потребоваться услуги вышибалы.
Гости, впрочем, трезвона не услышали и хитроумного маневра кабатчика не заметили. Они направились прямиком к Юште, нарочито громко стуча коваными сапогами и галдя промеж собой на тяжеловесном наречии горцев Полуночной Зингары.
Единственный взгляд, брошенный на визитеров, рассказал о них многоопытному месьору Далуму почти все, кроме разве что имен. Наемная охрана кого-нибудь из купцов, приехавших на ярмарку. Судя по масляному блеску в глазах и размашистым движениям, выпили как раз столько, сколько потребно для устройства хорошей драки. С виду – отъявленные рубаки, и, что самое скверное, по самые уши обвешаны неприятного вида оружием. Одному из зингарцев под ноги попался оставленный табурет. Наемник, сыпля проклятьями, отшвырнул его ударом ноги.
Кое-кто из торговцев, безошибочно чуя назревающий скандал, начал тишком пробираться к выходу.
– Ты в этой яме хозяин, что ли? – хрипло бросил самый зверовидный из пятерки, небрежно опершись о стойку. При этом на кабатчика он не глядел и вообще повернулся едва не спиной – здоровенный жилистый верзила в куртке сыромятной кожи, перепоясанный крест-накрест оружейными ремнями, за каждым плечом торчит по истертой сабельной рукояти. – Жрать давай, толстяк, и вина, много. Почую, что разбавляешь – уши отрублю.
Его спутники с грохотом плюхались на табуреты вокруг стола, из-за которого при их приближении поспешно улетучились трое пожилых ювелиров с Хлебной улицы. Один из горцев прихватил за мягкие части пробегавшую служанку. Та вырвалась, громко взвизгнув с неподдельным испугом. Наемники заржали и заулюлюкали.
