Явившийся на зов Старший советник трижды перечитал не такое уж длинное послание, зачем-то скрутил его в трубку и рассеянно глянул на отиравшихся поблизости Эвье с Гиллемом. Дружная парочка немедля возжелала откланяться и теперь наверняка маялась в коридоре, ожидая завершения разговора.
– Теперь скажи, что мне нельзя никуда ехать, – с откровенным вызовом в голосе потребовал наследник трона. – Смело ссылайся на королевское требование – ведь отец запретил мне покидать город! Завтра ты, наверное, сочтешь необходимым ради моей же пользы отменить прогулки в зимнем саду и посещение Большого Манежа. Почему бы в таком случае сразу не отправить меня в Железную Башню и не запереть там на десяток замков?
– Осмелюсь напомнить вашей милости, что Башня разобрана по приказу короля Конана пятнадцать лет тому, – спокойно возразил месьор Лоран. – И я всегда полагал злость скверным советчиком. Конни, тебе придется остаться в Тарантии.
– Ладно, – с неожиданной покладистостью кивнул принц. – Услуга за услугу. Я не двинусь с места, а ты выполнишь одно несложное поручение. Составишь ответ Пуантенцу, где черным по белому будет написано – наследник вынужден отказаться от любезного приглашения давнего друга и вернейшего вассала королевской фамилии… ибо ему, словно малому ребенку, запрещают выходить за порог Тарантийского замка.
Поскольку Стиллис ничего не ответил, Конни вполголоса добавил, обращаясь к самому себе:
– Вот отец обрадуется, узнав, по чьей милости его отпрыск поссорил Пуантен и Тарантию…
– Меня больше волнует, насколько разгневается король, прознав, что назначенный им регент самовольно покидал столицу, – отпарировал дие Лоран, но уже не столь уверенно.
– Если он не узнает, то не огорчится, – стоял на своем Конни. – Стиллис, мы уедем всего на поллуны! Никто не заметит!
В последнем господин Советник изрядно сомневался, но требовалось принять какое-то решение. Пуантенский Леопард наверняка оскорбится, получив из Тарантии вежливый отказ, а упоминание имени грозного отца на Конни не действует. Может, не упорствовать понапрасну и позволить ему съездить? Аквилония вполне в силах выдержать краткое отсутствие не только короля, но и его наследника.
– Двадцать дней, – непререкаемым тоном заявил месьор Лоран. – Не явитесь к началу Второй летней луны – я буду вынужден известить твоего отца и принять надлежащие меры.
Коннахар, похоже, не сразу осознал, с какой легкостью одержал победу.
– Так мы можем ехать? – недоверчиво уточнил он.
– Ты, Малый двор, охрана числом не менее полусотни, – перечислил Старший советник. – Экипажи вам, скорее всего, не понадобятся. Два-три дня, чтобы добраться до Гайарда, две седмицы там, и сразу обратно. Будь добр, Конни, утром и вечером каждого из этих замечательных дней напоминай себе, что рискуешь не только добрым отношением отца к тебе, но также головой некоего Стиллиса из Дормье, весьма ценящего жизнь.
10 день Первой летней луны.
Проснувшись, Конни некоторое время рассеянно обдумывал, отчего видит над собой не привычный высокий-белый потолок с ровными выступающими квадратами в желтоватой окантовке, а скошенные и гладко обструганные доски, потемневшие от времени. Из подслеповатого окна справа пробивался сквозь мутную пленку бычьего пузыря солнечный свет, и откуда-то тянуло слабым запахом подгорающего жира.
«Потому что это не Тарантийский дворец, – вспомнив, Конни на миг зажмурился от восторга. – Это постоялый двор под названием „Лесное яблоко“ в четверти лиги от городка Рамзи. Мы в пути. Сегодня днем пересечем Хорот, а ужинать будем в Гайарде».
Сборы в дорогу и первый день путешествия маленького отряда прошли на удивление гладко. Окружение наследника Аквилонии, едва прослышав о возможности наведаться в Полуденную Провинцию, кинулось складывать вещи. Труднее всего получилось с благородными девицами, упрямо желавшими прихватить весь свой обширный гардероб и все-таки частично добившимися требуемого. Ради них пришлось обременить кортеж единственной повозкой, пока стойко выдерживавшей дорожные тяготы – она ни разу не свалилась в канаву и не застряла где-нибудь на переправе.
Уступив настойчивому и вполне разумному требованию месьора Стиллиса, отряд принца не воспользовался Дорогой Королей, связывавшей Тарантию и Гайард, а двигался окольными путями, избегая показываться в городах, дабы не возникало ненужных слухов. Оказалось, что так выходит даже быстрее – летом Дорогу до отказа заполняли идущие в Аквилонию, Немедию и далее на Восход караваны, а владельцы расположенных вдоль нее постоялых дворов вечно сетовали на переполненность своих заведений.
Коннахару и его спутникам предстояла всего одна ночевка, ради которой они и обосновались в «Лесном яблоке». Командовавший охраной наследника полусотник Майдельт из кожи лез вон, намереваясь уберечь принца от малейшей тени возможной опасности, и потому рассудил просто – перед трактирщиком плюхнулся упитанного вида кожаный мешочек, сопровожденный приказом закрыть «Яблоко» для любых посетителей до завтрашнего утра и посвятить все силы наилучшему обслуживанию десятка постояльцев. Возражения Конни против столь решительной меры успеха не имели, и Малый двор, подстрекаемый Ротаном, хором потребовал устроить небольшую вечеринку, посвященную удачному началу дороги.
«Кажется, мы вчера малость засиделись, – Конни прислушался к доносившимся из-за двери голосам, безошибочно признал возмущающегося местной дурной кухней Эвье Коррента, и решил, что пора бы и вставать. – В чем Эвье прав – вино у них прескверное».
Вечер, если признаваться честно, тоже завершился не слишком радостно. Винить стоило многоученого месьора Ариена Делле, которому после третьей кружки позарез захотелось узреть воочию какое-нибудь проявление волшебства. Ему, видно, показалось недостаточно мрачных чудес, творившихся недавно в замке короны.
Единственным человеком в компании, имевшим некое представление о начатках магии, оказалась Айлэ – дочь и ученица волшебника. Ее упросили погадать, зная, что баронетте Монброн передался талант ее матушки, предсказательницы Меланталь. Девушка долго отнекивалась, затем неохотно согласилась, и напрасно.
Попытки Айлэ ответить на вопросы своих приятелей или хотя бы определить исход затеянного предприятия ни к чему не привели. Гадательные камешки складывались в столь двусмысленные толкования, что рабирийка в конце концов расстроилась и убежала наверх, в отведенную ей комнату. За ней, высказав свое нелестное мнение касательно чрезмерного любопытства некоторых ученых мужей, зал покинула Меллис. Постепенно разошлись и остальные.
– А сегодня – новый день, – вслух произнес Коннахар, тщетно стараясь рассмотреть в почти непроницаемое окно, что любопытного творится во дворе трактира.
Увидеть ему ничего не удалось, зато он отчетливо расслышал смутно узнаваемый звук – чуть дрожащий, резкий звон, спустя несколько ударов сердца слившийся в отрывистую мелодию. Кто-то играл на музыкальном инструменте, причем не на принятой во дворце и отлично знакомой виоле – у той куда более слащавый и вкрадчивый голосок. Так, если Конни не изменял слух, мог бы звучать анриз, маленькая темрийская арфа.