Конни рассеянно кивнул. Собственно, он еще в Орволане выяснил, какой путь им предстоит, но задал вопрос в надежде слегка потянуть время. Отвлеченные рассуждения о поездке в Рабирийские холмы и действительное нахождение там представляли собой две большие разницы. Даже здесь, вблизи от людских поселений, некая сила вынуждала пришельцов с другого берега реки внимательно озираться по сторонам, а лошадей – опасливо прижимать уши и боязливо принюхиваться к окружающим запахам.
Проселочный тракт, впрочем, ничем не отличался от тысяч иных больших и малых путей, рассекающих просторы Восходных или Закатных стран. На обочине точно также росли кустики лилового дрока и раскачивались под ветром белые соцветия тысячелистника, а в кустах пересвистывались птицы. От этой обыденности тревога постепенно исчезала, сменяясь осторожным любопытством, ибо молодость не в состоянии подолгу испытывать страх перед неизведанным.
Полуобернувшись, наследник короны спросил у ехавшей чуть позади и слева Айлэ:
– Ты сама-то здесь бывала?
– Всего дважды, – откликнулась девушка. – Когда я была совсем маленькой, матушка привезла меня показать сородичам, чтобы те дали мне надлежащее имя. Потом навещала Рабиры вместе с отцом – это случилось лет шесть назад. Ему требовался совет в разрешении какой-то магической загадки. Как мы попадали сюда в первый раз – не помню. Во второй – ехали через Мессантию, потом долго поднимались в холмы, пока не уткнулись в… – она защелкала пальцами, выбирая нужное слово. – У волшебников это называют «незримой преградой». Вроде той стены, что ограждает земли Ямурлака в Верхней Боссонии. Пришлось ждать дня два, пока нам не разрешили пересечь Границу. Только не рассчитывай, что я красочно поведаю тебе о рабирийских чудесах, – с грустной полуулыбкой добавила она. – Мы поселились на самом обычном хуторе, отец с поллуны отсутствовал, а я дожидалась его возвращения. Он приехал, привезя с собой десяток книг, и мы вернулись в Мессантию. Коротко и незамысловато.
– Разве госпожа Фриерра не навещает родственников? – полюбопытствовал Коннахар.
– Она вышла замуж за человека и предпочитает жить среди людей, – коротко проговорила Айлэ, давая понять, что обсуждение жизни ее семейства ей не слишком приятно.
– А про эту призрачную стену ты что-нибудь знаешь? – не отставал Конни. – Как думаешь, тут мы тоже на нее наткнемся?
– Наверняка, – согласилась рабирийка. – Завеса окружает Холмы и хранит их от посторонних вторжений. Отец упоминал, будто внутри ее пределов само время замедляет свой бег, но я не поняла – говорил он всерьез или просто вспоминал какое-нибудь предание.
– Между прочим, именно незримые стены так бесславно сгубили далеко идущие замыслы короля Файдита, – во всеуслышание заявила Меллис Юсдаль.
– Почему? То есть каким образом?
– Очень просто, – Меллис высокомерно тряхнула золотисто-рыжей косой. – Итак, 645 год по основанию Аквилонии. Файдит IV из Сьертийской династии собирает довольно крупное войско из баронских дружин и наемных вояк. Они бодрым маршем устремляются к пределам Рабирийских холмов, ведомые намерением забрать сии обширные земли под руку Кордавы. Минует луна, две, три. О короле – ни слуху, ни духу. Дворянство и народ беспокоятся, власть захватывает правитель Бургота, и вспыхивает война, известная как Тяжба за Зийгарское наследстве. Когда страсти улеглись, королевские дознаватели попытались выяснить, в какую бездонную яму канули Файдит и его армия. Они, если верить хроникам, не нашли ничего – ни останков погибших, ни живых свидетелей.
– Так что же с ними случилось? – встрял Эвье Коррент.
– Думаю, они не сумели найти то, что искали. Добрались до Холмов и наткнулись на колдовскую преграду, на чем их поход благополучно завершился. Они бродили по округе, возвращаясь на одно и то же место, пока наемной гвардии не надоело и она не разбежалась в поисках лучшей доли. Судьбу Файдита и его соотечественников придумывайте сами. Я полагаю, бароны тишком отделались от короля, но возвращаться с такими известиями в Кордаву им показалось зазорным. Они последовали примеру наемников. Вот почему из похода Файдита якобы не вернулся ни один человек.
Неспешно двигавшиеся впереди повозки с товарами свернули направо, повинуясь изгибу дороги, а месьор Базенте напротив, отогнал коня левее, ожидая, пока с ним поравняется кавалькада, сопровождавшая лринца Аквилонии.
– Вот это место, – невозмутимо сообщил он, – А вон стоит знак, что отсюда начинается земля гулей и людям здесь бродить небезопасно.
Указанный знак возвышался на каменистом склоне холма и с первого взгляда смахивал на очень старое дерево с диковинно переплетенными ветвями. Вглядевшись пристальнее, вы начинали замечать, что сплетения веток вроде бы образуют некий рисунок, но уловить его смысл никак не могли, в лучшем случае натыкаясь на отдельные несвязанные части. Ротан Юсдаль, скажем, клялся, что различает вроде бы языки пламени, его сестре казалось, будто она разглядела силуэт скачущей лошади, Эвье твердил, что перед созерцателями не более чем удивительная игра природы. Обратились за подсказкой к местной уроженке Айлэ, та сокрушенно развела руками и помочь ничем не смогла. Базенте же никогда не приходило в голову пристально разглядывать знак, он просто имел в виду, что у поворота стоит приметное дерево.
– Это олень, прыгающий через кольцо из огненных языков, – произнес голос, заметно растягивающий слова. – Его голова повернута влево, неужели не видите?
Плетшийся в хвосте кортежа и мечтательно глазевший по сторонам Лиессин Майлдаф опять где-то замешкался, но загадку странного дерева разрешил с первого взгляда. Странное дело, стоило ему только показать на приметные части древесной скульптуры, те сразу стали выпуклыми и осязаемыми, поразив спорщиков – как они могли не разглядеть этого раньше? Из бесформенного переплетения выступили четкие очертания корпуса животного, вскинутые в прыжке тонкие передние ноги и корона тяжелых рогов.
– Как такое сделано? – восхитилась Меллис, подъехав ближе и привстав на стременах, чтобы потрогать сохранившуюся шершавую кору ствола. – Это не вырублено, это именно выращено из живого дерева!
– Однажды я видел в Нордхейме схожую штуку, – рассеянно припомнил Льоу. – Тамошние жители рассказывают, будто такие деревья создавали альбы. Изгибали ветви в нужную сторону и оставляли расти в таком положении. Спешить альбам было некуда, вот за столетия у них и получалась статуя. Нордхеймская изображала всадника, только сохранилась намного хуже – ее здорово потрепало временем.
От подножия холма с удивительным деревом начиналась некогда довольно широкая, но в последнее время заброшенная тропа. Она вела на Полдень, карабкаясь вверх по пологим склонам холмов, мимо зарослей необычно густого орешника и рощиц высоких красных сосен. Лес по обе стороны тропы выглядел старательно ухоженным, вроде охотничьих угодий короны в Руазеле или вблизи Ларвика, но каким-то настороженным, опустевшим и притаившимся. Пару раз путешественники вспугивали прыжками уносившихся в чащу ланей, и Конни никак не мог отделаться от впечатления, будто за маленьким отрядом неустанно наблюдают. Словно кто-то шел за ними вдоль тропы, пристально следя за каждым движением и прислушиваясь к разговорам.
