– Ночь – время их, грязь могильная – прибежище им, и в смерти обретают они бессмертие… Облик человеческий сохранив, сущность обретают сумеречную, и в свете луны скользят в ночи на нетопыриных крыльях… Живая кровь сынов человеческих – услада им, как для людей – вино, и владеют они в совершенстве чарами сонными, любовными и обманными… Не страшна им холодная сталь, будучи рассечены ею, возрождаются к своему подобию жизни, погибают же единственно от острого дерева и дневного света, и освященного серебра…
Меллис тихонько ойкнула и покрепче схватилась за рукав Ларберы, Эвье выругался себе под нос. Майдельт сурово осведомился: «Что за бред?» – за что удостоился укоризненного взгляда мэтра и ответа Айлэ:
– Выдержки из труда Корлагона Пустотника «Призраки Серых Равнин». Месьор Делле шутит.
– Шуточки ему, – облегченно буркнул полусотник, но тут же снова вскипел: – Шуточки! Вы, два обалдуя, просто-напросто заснули на посту, имейте, демон вас раздери, смелость в этом признаться! Болтовню о всякой нежити и черных нетопырях я не желаю даже…
– Госпожа Солльхин, – тихо и без выражения сказала Айлэ. Полусотник, как ни удивительно, немедля смолк.
* * *
Через двор к ним шла сама хозяйка имения. На сей раз госпожа Солльхин была в темно-фиолетовом просторном платье, скупо отделанном серебром по вороту, подолу и рукавам, и подпоясанном широким вышитым поясом. Платье достигало ей до щиколоток, поэтому издалека казалось, будто изящная рабирийка не идет, а плывет над землей – вроде бы не спеша, но все равно очень быстро. За ней с трудом поспевала Джелья Дезирата, одной рукой поддерживая путавшиеся под ногами длинные юбки, а другой, по неизбывной привычке уроженцев Аргоса, пытаясь яростно жестикулировать. До Коннахара долетел обрывок фразы: «На все крыльцо лужу расплескали, и наверх пробрались…», из чего следовало – нового пересказа ночных событий не требуется.
– Примите мои извинения, Ваше высочество, – с заметным усилием произнесла Солльхин, склоняясь в откровенно вымученном поклоне. – Мы немедля возместим причиненный ущерб. Обещаю, ничего подобного более не повторится.
– Да? – недоверчиво переспросил наследник Аквилонии. – По-моему, госпожа Солльхин, одних извинений и твоих заверений – в надежности которых я, безусловно, не сомневаюсь – тут недостаточно. Я хотел бы в точности узнать, каких неприятностей нам еще следует опасаться… и не лучше ли будет, если мы сегодня же удалимся из ваших земель? Понимаю, этим поступком будет разрушено то немногое, что соединяет Рабиры с прочими странами, но, к сожалению, – Конни весьма схоже изобразил разочарованный взмах рукой, коим достопочтенный месьор Торреанс, глава Коронного Суда, предварял оглашение смертных приговоров, – мои венценосные родители не одобрили бы подобного риска. Думаю, нам пора собираться в дорогу. Майдельт!
Бравый гвардеец умудрился щелкнуть каблуками по мягкой земле. Ему с самого начала не нравилась авантюра с внезапной поездкой в Пуантен, и он не скрывал своего мнения. Когда же из Гайарда его милости Коннахару взбрело в голову отправиться в Рабиры, полусотник невольно стал подумывать о маленьком бунте.
И вот теперь все его худшие предчувствия оправдывались.
Сначала кто-то забирается в дом и малюет на стене кровавую гадость, а завтра доблестные стражники обнаружат хладный труп доверенного их попечению отпрыска королевской фамилии? Благодарим покорно! Домой, домой, в Тарантию, под надежную защиту стен замка. Пусть кто-нибудь другой имеет дело с рабирийскими кровопийцами!
Конни отнюдь не собирался приводить свою угрозу в исполнение, однако в глубине души честно признавал – вид отпечатка на стене его изрядно напугал, и, как следствие, разозлил. Он не мог понять, что происходит вокруг. Ариен со своими мрачными цитатами, похищенные лошади, кровь на ступеньках и разъяренный Майдельт – все это мало напоминало обещанную веселую прогулку.
Потому молодой человек почти не удивился странному обстоятельству: голоса окружающих его людей постепенно отдалялись, став невнятным шепотом. Он отлично видел стоявшую сбоку от него Айлэ, и то, как быстро шевелятся ее губы, но не мог расслышать ни слова.
– Не делай этого, Конни, – усталый, звучавший как-то надорванно голос принадлежал госпоже Солльхин. Она стояла прямо напротив Коннахара, и тот внезапно понял, насколько рабирийка стара. – Пожалуйста, не уезжай. Постарайся понять – в Холмах есть свои давние споры и свои давно сложившиеся взгляды на мир, которые невозможно изменить за один день. Если ты уедешь, я проиграю. Ради… ради кое-каких обещаний, данных в прошлом, помоги мне.
– Не знаю, о каких обещаниях ты говоришь, – осторожно произнес наследник трона, догадываясь, что этот разговор слышен только им двоим – ему и рабирийке, и что она имеет право так поступать. – Но мне хотелось бы знать правду…
– Правду? – Солльхин еле слышно хмыкнула: – Ее только что рассказали твои стражники – какой она предстает в их понимании. Их заставили поверить, будто они видят летучую мышь. Они заснули, потому что им приказали это сделать. Кто-то поднялся наверх и оставил Знак, тем самым выдав себя. Не могу сказать, кто именно это был, но я неплохо знаю эту компанию. Они зовут себя дуэргар, недолюбливают людское племя, и именно о них повествуют страшные предания, вроде того, что приводил в пример ваш многоученый мэтр Делле. К полудню кое-кто из их числа на вполне законных основаниях явится сюда, сопровождая Драго, и тогда я потолкую с ними… потолкую как следует. Ты удовлетворен?
– Да и нет, – честно ответил Конни. – Значит, обыскивать лес в поисках украденных лошадей бесполезно?
Рабирийка вздохнула и выразительно отчеркнула тонким пальцем короткую линию.
– И нам лучше сделать вид, будто ничего не случилось?
– Решение за тобой, – уклонилась от прямого ответа госпожа Солльхин. – У тебя есть полное право выказать недовольство и покинуть холмы. Поступай, как сочтешь нужным, только…
Она не договорила. Мир снова наполнился звуками, посвистом ветра, скрипом раскачивающихся деревьев, конским ржанием и встревоженными людскими голосами. Должно быть, беседа аквилонского принца с женщиной из Рабиров длилась очень и очень недолго, ибо вокруг почти ничего не изменилось, разве что около ворот конюшни появились гвардейцы под водительством десятника Хотурра.
«Должно быть, это и называется – проявлять мудрость в сложных жизненных обстоятельствах, – с грустью подумал Коннахар. – Или, как выразился бы отец, нельзя же упускать шанс заключить выгодную сделку? Я останусь здесь и встречусь с князем Рабиров. Взамен Солльхин позаботится о наказании местных шутников и похлопочет, чтобы меня приняли как можно лучше. Все останутся довольны. Может быть, я даже получу помощь в своих собственных замыслах».
– Майдельт, – принц Аквилонии оглянулся, наткнувшись на откровенно растерянный взгляд полусотника. Майдельт отчаянно пытался вспомнить, что происходило в течение последних десятков ударов сердца. Вроде бы ничего особенного: явилась дама Солльхин и заговорила с Коннахаром. Только о чем они толковали? – Мы остаемся, но розыски отменяются. Караульных не наказывать – они ни в чем не провинились. Это была неумная шутка… и мне бы не хотелось, чтобы о ней пошли какие-либо сплетни.
