* * *
Если верить туманным и противоречивым слухам, сию сомнительную ценность, также как и Рейе да Кадену, Чабела обрела в бурные времена Битвы Драконов, как позже назвали краткую и яростную стычку между претендентами на трон Немедийской Империи. Чем королеве приглянулся рабириец – понимали все. Даже заклятые противники не отказывали месьору да Кадене в живом уме, привлекательности и способности заставить себя уважать.
Но ради чего госпоже Зингары требовалось общество мрачного и нелюдимого типа, высокомерно именовавшего себя магом и при том не состоявшего ни в одном из уважаемых магических орденов? Вдобавок никто из придворных – кроме, разве, самой Чабелы и нескольких близких друзей – не мог похвастаться, что видел лицо подозрительного колдуна (носившего имя Эллара из Рабиров и отзывавшегося на прозвище Хасти). Вместо обычной человеческой физиономии взглядам любопытных представала бесстрастная, ничего не выражающая личина – маска из мягкой тисненой кожи, вытершейся до цвета старого красного дерева, с узкими прорезями для дыхания и разговора. Еще одно отверстие располагалось на месте левого глаза (для правого – отсутствовало), и в нем тускло поблескивал зрачок – серый, оттенка речной гальки. Маска плотно облегала голову и шею, удерживаясь с помощью тонких ремешков, скрытых прядями некогда темных, а теперь пегих от седины волос, и превращая человеческую голову в подобие деревянной скульптуры.
Дамы при виде эдакого чудовища иногда падали в обморок, их мужья и поклонники тщетно пытались убедить Ее величество удалить колдуна из Кордавы, но пока успеха не достигли. Маг приезжал в столицу Зингары, когда хотел – чаще всего летом, – и всегда встречал у королевы радушный прием.
Как сегодня.
Вошедший тремя огромными шагами пересек гостиную, оказавшись рядом с лежанкой. Подчиненные лекаря опасливо шарахнулись в стороны, когда их задели края разлетевшегося плаща – темно-синего, слегка выцветшего и вылинявшего.
– Ваше величество, как можно доверять шарлатану и проходимцу столь деликатное и ответственное поручение? – шепотом возопил оскорбленный бен-Иферан. На самом деле он мысленно потирал руки: отлично, пускай в случае неудачи королевское неудовольствие обрушится на магика!
– Ступай, – почти по слогам произнесла Чабела. Лекарь попятился. – Уходите все. Почтенный Данаб, я по-прежнему ценю твои услуги, но сегодня в них нет нужды. Передай стражникам мой приказ – никого сюда не впускать.
Комната опустела раньше, чем она договорила. Правительница Зингары присела на тонконогое креслице и с боязливым любопытством стала следить за действиями гостя, не решившись задать ни одного из тревожащих ее вопросов. Она догадывалась, что стала свидетельницей использования сил, обычно именуемых магическими, но, к сожалению, природа дала ей возможность только смутно ощущать присутствие рядом чего-то загадочного и непонятного. Вдруг становилось холодно, спустя миг Чабела различала – или ей казалось, будто различает? – отдаленную мелодию, перемежаемую шелестом ветра в листве, треск ломаемого дерева и глуховатое звяканье…
Как в полусне она увидела протянутую руку с разведенными в стороны длинными, узловатыми пальцами («На безымянном – тонкое серебряное кольцо с черным агатом», – услужливо подсказала память). Ладонь, чуть подрагивая, зависла над окостеневшим лицом Рейе, и тот беззвучно выдохнул:
– Я должен вернуться домой.
«Именно эту фразу он хотел произнести утром, прежде чем впал в забытье, – догадалась королева. – Но ни о каком посещении Рабиров и речи быть не может! Рейе нужен мне здесь!»
Вслед за речью к Рейениру вернулась способность двигаться – он рывком сел и немедля согнулся, с усилием втягивая воздух и словно захлебываясь. Человек в синем плаще заставил его лечь, после чего гуль вполне осмысленно огляделся по сторонам. Виновато улыбнулся, заметив Чабелу, нахмурился и растерянно пробормотал:
– Почему я ничего не слышу?
– В каком смысле? – опешила зингарка.
– Все вокруг… Люди во дворце – их мысли, само их присутствие, – каждое связное предложение давалось Рейе с огромным трудом, – раньше я отчетливо слышал их, мог догадаться, о чем они думают и чего добиваются, а теперь вокруг пустота… В лесах складывают погребальные костры… Мне нужно уехать! – убежденно повторил он.
– Никуда ты не поедешь, – скрывая под решительностью растущую тревогу, заявила Чабела. – По крайней мере, прямо сейчас. Ты свалишься с коня, не одолев и четверти лиги… Кто-нибудь может внятно растолковать, что происходит? – она едва не сорвалась на раздраженный окрик.
– Минувшей ночью над Рабирами пронеслась буря, – заговорил молчавший доселе третий участник беседы. У него оказался низкий, слегка надтреснутый временем голос человека, привыкшего отдавать команды на поле сражений. – Ее вызвала чья-то недобрая… или несведущая воля, и она многое унесла с собой. Мне жаль, Ваше величество, но Рейе… то есть месьору да Кадена сегодняшним же вечером придется отправиться в Рабирийские холмы. Я поеду с ним, ибо то, что там происходит, крайне меня тревожит.
– Меня тоже, – королева взглянула на высокую фигуру напротив, запоздало вспомнив, что отточенное с годами умение различать мысли по выражению лиц в данном случае ей не поможет. – Но я хотела бы знать…
«Вот и все, – горькая, усталая мысль пришла откуда-то со стороны, робко присев пороге. – Твоя удача исчерпалась до дна. Пятнадцать счастливо прожитых лет зачеркнуты и больше не имеют значения. Ты же всегда знала, что когда-нибудь этот миг настанет. Он уедет в свои ненаглядные Рабиры и не вернется. Здесь нет ничьей вины – ни моей, ни его. Просто отпущенное нам время закончилось. Я стану для Рейе еще одним воспоминанием… и я делала все, чтобы это воспоминание было приятным».
21 день Первой летней луны.
На королевском почтовом разъезде и соседствующем с ним постоялом дворе «Счастливая подкова», что на полуденной окраине городка Алькалад, лежащем возле самого подножия зловещих Рабирийских гор, видывали всякое. Заполошных гонцов, везущих толстые сумки с печатями казначейства либо же известного торгового дома. Подозрительных курьеров, снабжецных грозными бумагами с устрашающими подписями. Останавливалась здесь как-то даже черная карета с железными решетками на окнах, в которой перевозили в столицу изловленного злодея короны.
Потому двое верховых, влетевших на полном галопе в большой двор, никого не удивили, разве что распугали мирно квохтавших кур.
На шум из дверей трактира выглянул служка и сразу юркнул обратно – известить хозяина о возможных посетителях. Зашевелился дремавший подле стены конюшни конюх, особенно когда приметил капавшие с лошадиных морд хлопья пены и мыла. Чалый жеребец выглядел еще ничего, но рыжая кобыла еле держалась на ногах. Бедное животное даже язык вывалило, так его загоняли. Должно быть, мчались без передышки от ближайшей станции, а та расположена в добрых десяти лигах отсюда, как раз у переправы через Флемму. Быстро путешествуют только дурные вести, значит, куда-то пришла беда.
