Услышав о пророчестве, Айлэ охнула и немедля зажала себе рот рукой. Встревоженные зеленые глаза становились все больше и больше, а зрачки, наоборот, сужались, почти растворившись в изумрудном ореоле.
– О чем он? – недоуменно шепнул ей на ухо Конни, но рабирийка досадливо отмахнулась: «Позже!»
Поверх чертежа Рабиров лег измятый и потрепанный листок пергамента с десятью строчками, записанными слегка наклоненным влево почерком Ариена Делле. Одноглазый еще вечером, стоя возле останков погребального костра, забрал его у аквилонца, заявив, будто желает ознакомиться повнимательнее. Делле отдал – что еще оставалось делать? Говоря, Эллар слегка пристукивал по листку длинным указательным пальцем.
– Однако никому не может везти бесконечно. Именное повеление, увы, почти невозможно уничтожить. Подчеркиваю – уничтожить, в прочем же оно подчиняется основным магическим канонам. В частности, его можно переместить, передать кому-либо другому. Другому народу, другому месту. Вот это самое действо в ночь с девятнадцатого на двадцатое и учинили один влюбленный юнец и один ярмарочный фокусник при участии горстки сочувствующих. Если уподобить Проклятие Рабиров чему-то вроде огромного незримого покрывала, то несколько дней назад его сдернули с окутываемой им области, скомкали и зашвырнули невесть куда. Там оно вернулось в свое прежнее состояние, начав превращать тех, кто оказался в пределах его досягаемости – в кого, как вы думаете?
И тут раздался смех, становящийся все более громким. Смеялась Иламна, откинув голову и вцепившись в край скамьи так, что побелели костяшки пальцев.
– В гулей, – рабирийка хихикала, раскачиваясь взад-вперед, но ее смех очень скоро начал походить на всхлипывания. – В вампиров, какими совсем недавно были мы, верно? Только мы за долгие годы сумели приспособиться, выжить и не сойти с ума, а каково придется тем бедолагам, что проснутся утром и не смогут понять, отчего им так хочется свежей крови? Вот так Дитя Осени, вот так ребенок-предназначение! Мы хороним наших мертвецов, а где-то, кто-то нацеливается перегрызть глотку соседу! Кого наградили этой чумой, Эллар? Уж не блистательную ли Тарантию?
– Не знаю, – отчеканил маг. – Там, на Холме, я обнаружил что-то вроде оставленного Проклятием следа. Я немедля отправляюсь искать, куда он ведет. Страшно даже помыслить, какой ужас творится в людском городе, охваченном разгулявшимся Словом Исенны!
– А как же мы? – вскинулся Рейе. – Послушай, Эллар, ты не можешь просто так уйти, бросив нас на произвол судьбы! Тут выяснилось, что пропал Лесной Венец и…
– Я сделал для Рабиров все, что мог, – покачал головой Одноглазый. – Кстати, предвижу ваши вопросы – провести кого-либо через Вуаль Мрака я не в состоянии, у каждого заклятия есть свои условия. Подождите три седмицы, однажды на рассвете стена исчезнет сама. Хорошо бы вам за это время определить, кто займет место почившего Драго. Не могу с точностью сказать, сколько времени займет поиск удравшего Проклятия и как придется с ним справляться, но обещаю – сюда оно больше не вернется. А я приду, как только позволят обстоятельства. Рейенир Морадо да Кадена, тебе придется обходиться собственными силами. На твоем месте я бы перестал оглядываться в ожидании моей поддержки. В конце концов, тебе…
– … давно пора повзрослеть, – безрадостно довершил фразу гуль. – Но как ты намерен идти по следу, если Вуаль никого не пропускает? Или для тебя она сделает исключение?
Вместо ответа маг поднялся, размашистым жестом натянул на голову капюшон и подошел к маленькой неприметной двери, ведущей из общей залы в расположенную по соседству кладовку. Изумленное собрание пристально следило за Одноглазым, честно признаваясь, что не в силах понять его намерений.
Уже взявшись за деревянную ручку, выточенную в виде медвежьей морды, Эллар оглянулся через плечо и предупредил:
– Ничего особенного не произойдет – я просто выйду, но следовать за мной не стоит. Это может быть опасно, поскольку трудно предугадать, что окажется с другой стороны. Надеюсь, вы справитесь. Коннахар, с тобой и твоими преданными друзьями я еще побеседую… позже. Боюсь, без участия в этом разговоре твоего отца не обойтись.
Створка, пронзительно скрипнув петлями, отошла от ободверины. Вместо ожидаемых полок и плетеных коробов за ней открылось нечто мерцающее глубокими синеватыми переливами, наполненное смутными розовыми и алыми огоньками, кружившимися в безостановочной погоне друг за другом. Зрелище выглядело не страшным, скорее завораживающим непрерывным вращением, и напоминало бездонный омут, отмечающий свое место на водной глади такими же постоянными, расплывающимися и возникающими снова кругами. Тонкие змейки темно-синего тумана, заполненного крохотными искорками, робко вползли в зал, обвились вокруг сапог одноглазого мага. Просперо, сидевший ближе прочих, услышал, как недоуменно хмыкнул Эллар, и увидел, что маг вроде бы пожал плечами под широким плащом.
– Быть не может! – ахнул кто-то, опомнившись.
– Врата! Самые настоящие магические врата! – вскричал месьор Кодран и сунулся поближе. Рейе и Ротан поспешно его оттащили. – Так просто, без заклинаний, без…
– Помолчите, мэтр! – рявкнул Просперо, вскакивая. Пронзительно взвизгнула Меллис, и было отчего. Маг сделал движение, словно намереваясь пошарить в глубине таинственных врат, и внезапно стелющиеся по полу у его ног туманные ручейки налились яростным сиреневым светом, вздулись, напоминая теперь скорее хищные щупальца морского чудовища. У герцога сложилось впечатление, будто маг не шагнул, а с раскинутыми от неожиданности руками буквально влетел в портал.
Сразу за тем просторный зал почти мгновенно наполнился ослепительным золотым сиянием, в котором не видно было ничего на расстоянии локтя и в котором прозвучал отчаянный женский вскрик, тут же оборвавшийся.
Грохот опрокидываемой мебели. Скрежет вынимаемого клинка. Еще один короткий вопль. Громогласные проклятия голосом Серлона, причитания высокоученого месьора Кодрана:
– Руку, руку отдавили!..
… И вдруг все кончилось, сияние стало бледнеть, угасло совсем, и Золотой Леопард обнаружил, что стоит с мечом наголо, мокрый от пота, перед низенькой дверью в кладовку, за которой виднеются какие-то ящики, мешки и пыльные полки, – а в комнате страшный кавардак, и нигде не видно Ротана Юсдаля, Лиессина Майлдафа, Эвье Коррента, баронетты Монброн и еще одного человека.
Коннахара, сына Конана, наследника аквилонской короны.
Когда всеобщие тщательные поиски (вдруг в суматохе выскочили за дверь?..) не дали результатов и стало ясно, что принца в Рунеле нет, как нет, видимо, и вообще в Рабирах, Просперо отпустил перепуганных сотников и уставился остекленелым взглядом в стену.
Впервые в жизни блистательный герцог испытывал непреодолимое желание наложить на себя руки.
Конец первой книги
Примечание: переводы стихов выполнены Л. Бочаровой, К. Стариковым, Т. Шельен
