Едва киммериец прыгнул, Ши ощутил, как его с чудовищной силой обхватывают сзади поперек груди и давят с явным намерением переломать ребра. Он завопил и что было сил резко откинул голову назад, угодив во что-то хрустнувшее и страдальчески замычавшее. В глазах заплясали яркие круги. Трое, что перекрывали проход, схватились с Конаном, но со стороны рынка послышался топот по меньшей мере двух пар тяжелых сапог. Судорожно хватая ртом насыщенный красной дорожной пылью воздух, воришка освободился от ослабевшей хватки, вскочил и кинулся в сторону Пыточного проезда, вопя во все горло:
– Помогите! Убивают!
Услышав сей отчаянный призыв, запоздалые прохожие немедля исчезли с дороги, а из бокового проулка выскочили двое, обнажили широкие кривые ножи и понеслись прямо на Ши. Они бежали молча, деловито и очень, очень быстро.
Справа открылась узенькая крытая галерея, вдоль которой с обеих сторон тянулись запертые двери лабазов и складов. Ши юркнул туда. Преследователи с разбегу проскочили мимо, и воришка получил несколько мгновений форы. Если ты с малолетства привык выживать в Шадизаре, а за спиной у тебя двое вооруженных головорезов, отчаянно подумал Ши, ныряя в первую попавшуюся дверь, то пара мгновений передышки – настоящий подарок судьбы. И вообще нужно было кричать не «убивают», а «пожар». Кого в наши тяжкие времена удивишь убийством?
– Куда он делся? Удрал, змееныш!
– Смотри, здесь дверь открыта! Давай сюда!
Беглец угодил на склад – мрачный, пыльный, душный и почти пустой, если не считать мусорных куч. Карманник притаился в темноте, боясь вздохнуть. Он слышал, как преследователи ругаются у входа. Потом стало тихо. Воришка понял, что бандиты зашли внутрь. Несмотря на тяжелую обувь, двигались они почти бесшумно.
Ши лихорадочно оглядел голые стены в поисках выхода, окна, потайного лаза – хоть чего-нибудь. Ничего, кроме горы хлама на земляном полу, пыли и паутины. Склад показался воришке огромным, но, даже медленно продвигаясь наощупь, те двое скоро его найдут. Получается, он сам себя загнал в ловушку. Нужно что-то делать. Немедленно.
Очень осторожно, чтобы не привлечь внимания случайным движением или звуком, Ши сунул руку за голенище сапога и вытащил нож, чувствуя, как дрожат пальцы.
Между тем из распахнутой двери в помещение проникал тусклый свет, глаза Ши, привыкнув к полумраку, различили темную фигуру неподалеку от входа. А где же второй?
– Что там, Хафид? – спросил тот, что стоял у двери.
– Нет ничего! – рявкнули над самым ухом Ши. Без того натянутые и готовые звонко лопнуть нервы карманника не выдержали.
Выставив перед собой лезвие, Ши с нечленораздельным воплем бросился вперед. Нож ушел во что-то податливое и выскользнул из пальцев, а маленький воришка, словно камень из пращи, вылетел вон. Никогда до того и, пожалуй, никогда после он так не бегал.
Его не преследовали.
…В отличие от приятеля, Конану не повезло.
В суматохе он упустил из виду особенности местной архитектуры, а именно тот факт, что глинобитные одноэтажные жилища бедняков имеют, как правило, достаточно толстые стены, но вот крыши, сделанные из переплетенных и обмазанных глиной пучков соломы, на его изрядный нордхеймский вес никак не рассчитаны. Поэтому при первой же попытке утвердиться на крыше дувала, дабы оказать врагу должный отпор – стилет из запястных ножен сам прыгнул в руку – хлипкое сооружение провалилось, и варвар полетел спиной вперед.
Падение, хоть и с небольшой высоты, однако на твердый, как гранит, глиняный пол его ошеломило, и что хуже всего, кинжал отлетел в сторону. Не успел он подняться, как на спину рухнула неподъемная тяжесть, и кто-то, весящий не менее пятнадцати стоунов, с поразительной сноровкой принялся выкручивать киммерийцу руки.
Потом последовал град ударов, быстрых, умелых и чрезвычайно болезненных, и жесткие веревки на запястьях. На лицо опустилась грубая вонючая мешковина, и возникло ощущение, что его быстро куда-то несут, взвалив на спину, подобно тюку.
Конан вяло удивился силе противника – тащили долго, часто сворачивая то влево, то вправо, поднимаясь и спускаясь по жалобно поскрипывающим лестницам. От мерзкого запаха выворачивало желудок и, кажется, время от времени уплывало сознание. Киммериец запоздало посочувствовал Фехтие Ордзою: вот, оказывается, каково быть засунутым в мешок с навозом. Может, это месть?.. До чего нелепо получилось… И Рекифеса не предупредили, и сами попались… Наверняка Ши тоже схватили. Куда ему драться с такими костоломами. Трясется где-нибудь по соседству и проклинает день, когда связался с неким Конаном из Киммерии. Правильно делает. Зачем, спрашивается, он ввязался в эту кутерьму? Предупреждали ведь умные люди! Сколько раз предупреждали!..
Волочивший пленника человек поднялся по очередным ступенькам. Судя по некоторым признакам, муторное путешествие близилось к концу – они вошли в дом. По недосмотру (или наоборот?) переносившего добычу охотника киммериец с размаху врезался головой в притолоку или ободверину, отчего несколько последующих мгновений бесследно испарились из его памяти.
Очнулся варвар от на удивление громкого хлопка двери. Застучали по доскам каблуки, кто-то быстро заговорил на туранском – то ли докладывая, то ли оправдываясь. Изловленного человекоохранителя без особых церемоний свалили на пол, но избавлять от напяленного на голову мешка и веревок не торопились. Чьи-то руки деловито обшарили карманы и кошель, проверили, не спрятано ли чего в поясе и за голенищами сапог. Внезапно разыскатель обрадованно присвистнул.
«Письмо, – уныло сообразил Конан. Творение загадочного Призрака хранилось у него – на случай, если понадобится ткнуть Рекифесу в нос неопровержимым доказательством правоты подчиненного. – Выходит, им позарез требовалась эта бумажка? Что ж, послание у них есть, и я им больше не нужен».
Словно в подкрепление здравых и потому чрезвычайно удручающих мыслей раздался ставший до тошноты знакомым голос темнолицего:
– Нашлось?! Печать сломана? Ай, мальчик, как нехорошо совать нос в чужую переписку… – шелест разворачиваемого пергамента и небрежный, рассеянный пинок сапога под ложечку. Краткое напряженное молчание – загадочный предводитель (надо полагать, он и есть обладатель прозвища «Грифон») читал наконец-то попавшую к нему в руки записку. Ему не требовалось мучиться с разгадками тайнописи, ибо внизу, под текстом, красовались ровные, как выведенные по ниточке, строки перевода Юнры Тавилау.
– Ничего не понимаю, – обескураженно и еле слышно пробормотали высоко вверху, и уже громче, повелительным тоном распорядились: – Имгебел, Хафид! Разыщите Фехтие и заприте где-нибудь, чтобы не сбежал. Да мне наплевать, в каком он там состоянии! – должно быть, подчиненные имели неосторожность возразить. – Мальчишку суньте в подвал.
– А может, прирезать его? – предложил новый голос, низкий и слегка запинающийся. Окажись на месте киммерийца Ши Шелам, воришка немедля признал бы помощника Фехтие Ордзоя, мрачного нелюдимого туранца, чем-то смахивающего на дряхлеющего, но все еще грозного бойцового пса.
