Вампиры начали рычать. Резкая боль сковала меня. Раздался крик, и я поняла, что слышу свой собственный голос.
Как противно умирать.
Глава 3
Издалека до меня доносилась чья-то речь. Я попыталась открыть глаза, но они не подчинились. Мысли в голове перепутались.
С одной стороны, мне было слишком больно, но при этом я не ощущала некоторых частей своего тела и будто плавала в невесомости.
— Надо отвезти ее в больницу, — произнесла незнакомая женщина.
— Нет! Ее проткнут колом и отрубят голову! — заявил ее собеседник.
— Может, оно и к лучшему, — произнесла женщина.
Весьма рационально.
— Она — не вампирша.
Какая уверенность. Мужчина явно отнесся ко мне по-доброму. У меня запылали щеки. А может, остальные части тела по сравнению с лицом были ледяными.
Последовала пауза. Наконец женщина со скепсисом сказала:
— Ты не можешь судить наверняка.
— Ошибаешься.
— Потому что она — твоя Vaso? — ядовито спросила она.
Ясно, я ей не понравилась.
— Повторяю, она — не моя Vaso, — с едва скрытым отчаянием проговорил мужчина.
— Я знаю кое-кого, кто ей может помочь. Доставим ее в лабораторию, и я сделаю один звонок.
Меня незамедлительно взяли на руки. Я хотела что-то сказать, но меня захлестнула волна мрака, и я потеряла сознание.
Глава 4
Я очнулась и словно вынырнула на поверхность бездонного озера.
«Что со мной?»
Я понятия не имела, где находилась и как сюда попала. Последнее четкое воспоминание было связано с подарком Вики. Я как наяву видела, что втискиваю зеркало в «Миату», чтобы направиться в Берчвудз. Презент на день рождения упорно не желал помещаться в машину. Тогда сберегающие заклятия пришлись как нельзя кстати.
Тогда все было мирно и спокойно.
Постепенно туман, окутавший мой мозг, рассеялся. Я различила новые звуки и запахи. Урчание и попискивание медицинской аппаратуры — это еще можно понять, но при чем здесь затхлая пицца, картошка фри и ноктюрны Шопена?
Спустя минуту (или час) я заставила себя разжать веки.
В общем, я находилась не в больнице, а лежала на смотровом столе в знакомой лаборатории. На стенах поблескивали золотисто-черные кафельные плитки, а потолок усеивали звукоизоляционные пластины. Слева находился амфитеатр с белыми бетонными ступенями, ведущими к верхним рядам. Подъем оборудовали поручнем, изготовленным из черной металлической трубы, и угольный цвет сочетался с прорезиненными полосками, которыми были обрамлены края ступеней. В этой аудитории профессор Уоррен Лэндингэм читал лекции о зомби и вурдалаках.
Но я, не будучи ни тем ни другим, очутилась на столе и была пристегнута к нему металлическими фиксаторами.
Терпеть не могу, когда меня связывают. У меня на то есть свои личные, тайные причины. Память об этом периоде магическим образом притуплена, но не стерта окончательно, и я ощутила самый настоящий ужас.
Я зажмурилась и попыталась глубоко дышать — так, как меня учили. Немного помогло. «Я жива. Я не в прошлом. Мне не очень больно, значит, я справлюсь». Я не успокоилась, но, по крайней мере, перестала паниковать.
К моему предплечью уже прикрепили трубочки, которые тянулись к медицинским приборам. Индикаторы мигали и попискивали. Но я чувствовала себя хорошо.
Тогда зачем ремни? И почему — ни одной раны? У меня мерзко засосало под ложечкой, и меня опять охватил страх.
Я отвлеклась, услышав стук каблучков по линолеуму. Шаги звучали громче обычного, но я узнала их ритм. Эмма Лэндингэм. Как обычно — воплощение ловкости и деловитости. Ни ее одежда, ни чулки никогда не были мятыми или сморщенными. А медовые волосы Эммы не смели выбиться из плена туго уложенного пучка. А ведь кто-то обо мне разговаривал. Вроде бы мужчина и женщина. Может, Эмма? Вряд ли… Но надо все выяснить.
— В чем дело? — прохрипела я, прокашлялась и предприняла еще одну попытку: — Эмма, что происходит?
Она шагнула ко мне. В молниеносном движении заключалась вся суть ее сдерживаемой энергии. Никогда не видела, чтобы человек так двигался, если только он не занимался профессиональным спортом. Но в случае с Эммой не стоило удивляться. В свое время она была гимнасткой. Идеальная миниатюрная золотистая блондинка — полный контраст высокорослой Вики с ее мрачной элегантностью и экзотической Доне. В их компании я определенно являлась гадким утенком.
— Кто вы такая?
Эмма произнесла свой вопрос резко, даже не удосужившись оторвать глаза от распечатки, которую просматривала на ходу. Приятно видеть, что она за меня «переживает».
— Селия Грейвз.
Звук «с» в моем имени прозвучал… неправильно. Откуда у меня взялось дурацкое пришепетывание? Прежде я никогда не страдала дефектами речи. У меня даже акцента не наблюдалось. Современный американский английский без каких-либо особенностей. Обычный диалект «девушки из долины».
Я облизала пересохшие губы и обнаружила… клыки. «О нет, нет, нет…»
Только эти слова вновь и вновь пробегали по моим нейронам. Я судорожно вздохнула. А когда я решила, что сумею разговаривать нормально, то осторожно поинтересовалась:
— Что у вас творится, Эмма?
Я постаралась говорить грубовато. Чистая бравада.
Страх вызывает биологические реакции. Биться или смыться. Сейчас ни то ни другое было невозможно, но я не собиралась убеждать в этом свою нервную систему. В моих венах бушевал адреналин. Мышцы напряглись, приготовились к действию. Крепежные конструкции в ответ застонали. Что? Ограничители предназначались для того, чтобы сдерживать разбушевавшегося зомби. Скрежет металла не на шутку испугал меня: ведь простой смертный не способен покорежить оковы смотрового стола. Значит, я уже не человек.
— Расскажите мне о вашей семье.
Она меня проверяла. Умница. У меня выросли клыки, и я переродилась или хотя бы частично изменилась. Бессмыслица какая-то. Кровососы ведь людей кусают и бросают. Потом тебя либо лечат, и ты остаешься и исцеляешься, либо погибаешь. Порой — крайне редко! — вампир-мастер накладывает на жертву заклятие, призванное его оживить, но мало кто из нечисти имеет подобный талант. Следовательно, если я стала вампиром, то должна была озвереть и лишиться воспоминаний. Но если я — человек, то при чем здесь клыки и суперсила?
От моего ответа зависело очень многое. Несомненно, кто-то с минуты на минуту заявится в лабораторию вместе с арсеналом для уничтожения проклятого. Чем скорее я докажу Эмме, что я — это я, тем скорее меня освободят. Поэтому я решилась.
— Я — единственная оставшаяся в живых дочь Ланы и Чарльза Грейвз. Моя сестра Айви умерла в раннем детстве. Моя мать… — я помедлила, гадая, что лучше сказать о моей матери.
