Вообще занятно проследить ассоциативный ряд – от первого посыла до заключительного тезиса. А первым камушком здесь послужило упоминание Шатуном той сценки из «Трех мушкетеров», где изрядно наклюкавшийся Атос жалуется д'Артаньяну на тяжкую долю вешателя. И здесь всплывает… точнее, вздымается… любопытный образ миледи, общими стараниями таких же воздыхателей превращенной в женщину-вамп. Уж в этом качестве она могла манипулировать самцами, расплачиваясь за обиды. А цель у нее была не пустячной: судьба сына… Кстати! Миледи ведь тоже звали Анной – как же я запамятовал? Анна де Бейль, ну да. Неужто имя вправду формирует судьбу? Господи!.. Похоже, все уже было в мире, и сама жизнь не может выйти за рамки описанного.
– Вот и мы! – произнес Геральд, бодрой усмешкой приветствуя появление Энни. – И как нам спалось?
Притормозив в паре шагов от него, женщина потянулась, демонстрируя себя во всей красе, а барон зачарованно глядел на нее, продолжая ухмыляться.
– Знаешь, неплохо, – ответила она. – Да, на удивление… Сперва дергало что-то, но затем – словно провалилась. А всплыла лишь сейчас.
– Как отключили, да? – спросил Геральд. – Отправили на подзарядку.
– Не поняла…
– Не важно. Я вот что хотел спросить… Где твой ребенок?
Энни вздрогнула, даже отступила на шаг, словно от толчка. Еще не оформившаяся улыбка на ее лице разом поблекла, испарилась. Ей-богу, даже жаль. Может, сперва следовало провести нашу обычную разминку? Нет, я бы не смог так – только не с ней, нет!.. Это уже вышло за рамки игр.
– А с чего, собственно говоря… – начала было Энни, но барон тотчас прервал ее, вскинув руку.
– По-твоему, я не отличу рожавшую женщину? – спросил он. – С моим-то опытом жизни!.. Могу даже прикинуть срок. Годков пять, верно? Самый очаровательный возраст!.. И кто же у нас: сын?
– Прекрати!
– Похоже, угадал, – кивнул Геральд удовлетворенно. – Знаешь, у меня был знакомец, который со спины, по одной походке умел распознавать статус женщины… А интересно, где малыш сейчас? Не в детдоме?
– Гарри!..
– «Гори, гори, моя звезда», – пропел он задумчиво. – Чтобы не погасло, да?
– Ладно, у меня есть ребенок, – признала Энни. – И что это доказывает?
– Что ты любишь его. И не хочешь искушать судьбу враньем о ранней кончине… Хотя такое объяснение пришлось бы к месту.
– Типун тебе…
– А раз любишь, но скрываешь – стало быть, неспроста.
– Например, опасалась спугнуть нечаянную удачу, – предположила она. – Вдруг ты – детоненавистник?
– Ну, Энни, не надо!.. Уж настолько ты людей понимаешь.
Прислонясь спиной к косяку, женщина сложила руки на груди, даже слегка заслонилась коленом, словно опасалась нападения.
– Во всяком случае, тут нет криминала, – сказала она. – Я не обязана докладывать обо всем.
– Разумеется, – согласился барон. – Значит, ребенок у тебя есть. Но ты не замужем – тут не солгала.
– А это ты определил по глазам?
– И по глазам. А еще по повадкам – на такое хватает даже моей прозорливости.
– Хорошо, я одинока, – признала Энни. – Ты доволен? Теперь могу быть свободна?
– Э-а, – качнул он головой. – Есть еще неясность. Помнишь тех погонщиков на вертолете?
– И что?
– Они пытались меня захватить, – пояснил Геральд. – Хотя проще было бы взорвать машину. По-твоему, их смутило наличие пассажира?
– Да мне откуда знать?
– Я пробовал разные объяснения. Но подошло одно: погонщики не желали рисковать тобой. Выходит, вы заодно.
– Гарри, – прошептала она, – это безумие. Ты же сам говорил – помнишь? Ну оглянись на себя!
А что, недурной ход – можно сказать, актерская находка. Или все-таки режиссерская? И кто тут режиссер?
– Да уж извертелся весь, – сказал Геральд. – Я бы и сам охотно списал это на паранойю. Так ведь как назло: одно к одному. И каратели за меня принялись после твоего звонка. И умеешь ты слишком много для случайной спутницы, и хороша до безумия, и привязать к себе умеешь, как никто… Чтобы такой алмаз да подобрать на обочине? При всем желании не могу поверить!
– Гарри, послушай…
– Энни, не надо усложнять, – попросил он. – Я ведь не добиваюсь признания – оно не требуется. Я только хочу понять: почему?
Ее выражение изменилось, хотя не настолько, как можно было ожидать. Глаза сузились, зрачки сдвинулись, нацелясь на Eagles, по-прежнему лежащие рядом с бароном. Затем опять сосредоточились на его лице. Кажется, Энни действительно решила не усложнять.
– Поверь, Гарри, – произнесла она уже другим голосом, ровным и более низким, – это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.
– «Таково предписание», да? – с кривой ухмылкой сказал он. – Право, иногда делается горько, что я сделался докой в этих делах. Или причина в том, что часто обжигался? Понимаете, сударыня, недоверчивость прямо-таки впиталось в кровь – ничего не могу с собой поделать.
– Что, – негромко спросила Энни, – мы опять на «вы»? Это в каком же контексте, позвольте узнать?
– Увы, не в том, очарование которого мы смаковали в наш первый вечер. Таким способом я отстраняюсь, моя милая. Ей-богу, было бы легче, если бы вы изменили мне как-то иначе!..
– Потому что вас подвело ваше прославленное знание людей? Или оттого, что всего вашего обаяния не хватило меня перевербовать?
– А разве я вас вербовал?
– Ну да, вы просто предложили службу! Немножко секретарь, немножко любовница…
– Не передергивайте, Энни. Второй пункт в нашем контракте даже не подразумевался. Это – ваша инициатива.
– Анна Аркадьевна, пожалуйста, – поправила она. – Раз уж вы решили отстраниться.
– Это я-то решил? – изумился Гарри. – Ну, знаете!..
– Только не говорите, что любили меня.
– Да полно вам, Энни. Любил, не любил… Разве дело в словах?
– Конечно, кругом виновата я. И что бы вы ни сотворили со мной, вас это оправдает.
– Успокойтесь, – бросил он. – Вам совершенно ничего не грозит. «Что бы ни сотворил», надо же!.. Помимо прочего, в этом нет никакого смысла.
– Может, и нет, – сказала женщина. – Для вас.
– А для кого есть? – насторожился Геральд. – Кстати, кто папенька нашего ангелка? – спросил он, следя за ее лицом. – Не сам ли Ульян? И теперь не пожалел для друга самого дорогого!..
– Вам претит быть вторым, да?
– Не по очередности, – покачал он головой. – По значимости. Уж если мне предпочитают Богомола…
– Думаете, у меня был выбор? Когда локоть вывернут к самым плечам, и козла полюбишь.
