А публика в зале собралась пёстрая, как по виду, так и по занятиям. Профессиональных сочинителей не наблюдалось (и что им тут делать?), зато прочие слои были представлены неплохо. Конечно, больше присутствовало спецов самых разных профессий, но хватало и трудяг. Даже парочка блюстителей забрела, что вовсе странно. Впрочем, различать воображенцев по кастам оказалось не просто. Кастовые признаки в них едва проступали, словно сюда попадали только бракованные экземпляры. Как будто здесь подвернулась одна из отмелей, огибаемая потоком, на которую тот сбрасывал случайный мусор и накопившуюся пену. Даже в нарядах или причёсках воображенцы позволяли себе лишнее, словно щеголяя друг перед другом свободомыслием, – не говоря о поведении. Пожалуй, они вполне могли бы выделиться в особую касту, дай им волю. Однако воли воображенцам как раз не давали, а наоборот, всяко подавляли. И кое-кого из них это даже устраивало. Ещё неизвестно, как повернутся дела, когда «таланты и поклонники» наконец встретятся лицом к лицу, – многие ли будут востребованы? И на кого обижаться тогда?
Зато у воображенцев уже появились свои, пока не канонизированные, мученики. К примеру, одного из них, нервного позёрствующего субъекта, куда-то там вызывали и о чём-то таком спрашивали. Вадим так и не понял, в чём, собственно, заключался героизм субъекта, однако гордился тот до сих пор, словно прошёл через эшафот или, по меньшей мере, пытки.
Двух-трёх воображенцев Вадим помнил ещё по студии при тогдашнем СП, а с одним, Тигрием Низинцевым, был знаком довольно неплохо, в прежние времена натыкаясь на него почти на всех литературных тусовках, где бы они ни собирались, либо в гостях у приятелей-литераторов – Тигрий обладал почти сверхъестественной вездесущностью и, казалось, мог пребывать в нескольких местах сразу. Не виделись они с самого Отделения, и теперь Низинцев ещё полысел и располнел, вполне реализовав задатки, подаваемые смолоду. Вообще же в последние годы Вадим от этой публики отдалился, и потому, наверно, Тигрий лишь прохладно кивнул ему, даже не попытавшись, как раньше, обменяться новостями.
– Прошу внимания! – наконец произнёс председатель, крупный флегматичный парень с русой шевелюрой, и гул стал стихать. – Всё, наговорились?.. Тогда начинаем. – Он помолчал, задумчиво озирая рассаживающихся семинаристов. Сложением и повадками председатель до изумления походил на системщика Гогу, только здешнего, славянского разлива. – Итак, все здесь… или почти все, – он задержал взгляд на Вадиме, – обладают качеством, предосудительным в нашем обществе, то есть фантазией. У кого больше, у кого меньше – не суть важно. К сожалению, в широких массах наметилась тенденция к утрате этого свойства. Подавляющее большинство уже не способно заглядывать в будущее дальше нескольких дней, а многие и вовсе живут сегодняшним. Положение катастрофическое, без преувеличения, и главная беда, что именно однодневки устраивают режим более других, а потому получают максимальное благоприятствование. Соответственно мы на другом краю. К счастью, у власть предержащих пока не хватает фантазии осознать, что одно из главных препятствий на пути к абсолюту – как раз фантазёры. И на этом противоречии, собственно говоря, мы паразитируем. Но если кто-то подскажет им и убедит? Наша группа существует не первый год, и пока мы больше играли в конспирацию, а немногие синяки, кои нам перепадали, – председатель кольнул «мученика» насмешливым взглядом, – если честно, и неприятностями назвать нельзя. Мы очень мило проводили здесь время, мило общались, всячески имитировали деятельность – а что на выходе? Мы создали закрытый от прочего мира клуб, и что делается вне этих стен, нас не волнует. Хотя, казалось бы, кому как ни нам понимать, куда это ведёт?
Председатель помолчал, разглядывая собратьев: некоторые были смущены, однако не слишком многие, – и добавил обыденно:
– Засим предлагаю перейти к обсуждению. Нет возражений?
– Минуточку! – подскочил с места субъект-мученик. – Сперва хотелось бы кое-что выяснить. – Он повернулся и упёрся взглядом в Вадима: – Вот вы, собственно, кто? Да-да, вы!
«Псих!» – явственно буркнула Юля и показала субъекту язык. Для уверенности Вадим оглянулся, но вперились именно в него. Указующего перста не хватало.
– Собственно, я? – переспросил он, ощущая себя неуютно в перекрестии многих взглядов.
– Ну да! Кто вы? Почему здесь?
Нехотя Вадим поднялся, огляделся. Все, включая председателя, молча смотрели на него, ожидая ответа. Похоже, здесь не принято игнорировать вопросы, даже бестактные.
– Я предсказатель, – заявил Вадим не без вызова.
– Простите, кто?
– Предсказатель – либо, если желаете, прогнозист. Подмечаю тенденции, прослеживаю их в будущее. По-моему, это не так далеко от ваших занятий.
– Но ведь тенденций множество! Они появляются, исчезают, меняются…
– У меня альтернативные модели. На все случаи.
Субъект озадаченно подёргал себя за ухо и сказал:
– Предположим, что вы не врёте. Но ведь вы не записываете свои предсказания? Как же мы сможем их обсудить? Строго говоря, это ведь не сочинительство!
– Зато я сочиняю песни.
– Господи! – испуганно вскричал субъект. – А это при чём?
– Я могу их спеть, – объяснил Вадим, – если снабдите инструментом. Или, по-вашему, сочинять музыку проще?
Окончательно запутавшись, субъект сник. Такого он явно не ожидал. Как и сам Вадим, вдруг обнаруживший в себе странное: ему понравилось выступать, понравилось обращать на себя внимание. Откуда это у него – теперь?
Однако сдерживаться не стал.
– Хорошо, согласен, – продолжал он, – это не вполне то же самое, хотя общего немало. Но сейчас я хотел бы привлечь ваше внимание к основной своей специальности – электронике. Последнее время я работаю над проблемой, близкой всем вам: каким образом задействовать ресурсы подсознания, чтобы стимулировать воображение.
– А, собственно, где вы работаете? – спросил кто-то из задних рядов.
Обернувшись, Вадим нашёл его глазами и на всякий случай запомнил.
– Эта тема не обсуждается, – ответил он. – Взамен готов сообщить ещё кое-что. – Вадим улыбнулся сочувственно. – Отныне вам будет разрешён выход на публику, – в зале зашевелились, задвигали стульями. – Не пугайтесь, я не официальный уполномоченный, просто имею знакомых на Студии. Так вот, в верхах пришли к заключению, что немножко безобидных фантазий публике не повредит. Стало быть, у вас появляется альтернатива – сами понимаете какая. Засим благодарю за внимание. – Вадим слегка поклонился и сел, чувствуя себя уже выжатым, как лимон. «Ну и перепады! – поёжился он. – К чему бы? Всё-таки что-то грядёт».
Воображенцы снова задвигались, загалдели. Выждав пару минут, председатель коротко постучал по столу, оборвав шум.
– Сообщение обсудим позже, – объявил он, – а сейчас приступаем к обсуждению. Коллега, прошу!
Из толпы выбрался и уселся на виду упитанный рослый бородач, смахивающий на басмача из исторической ленты. Однако сейчас он улыбался благостно, точно Будда, а его пухлые розовые щёки круглились, словно яблоки. И началось! Действительно, тут не щадили: раскатывали по брёвнышку, разбирали до винтиков. Чтобы подставиться под такой обстрел, надо быть смельчаком или мазохистом. Либо садистом (что, как известно, оборотная сторона) и терпеть нынешние пытки, надеясь вернуть сторицей.
