Занятный тип!
— Побудь пока за дверью, — сказал Жилинский сержанту. — Здесь я сам справлюсь. — Разложив чистые листы бумаги, он взял ручку и посмотрел на задержанного. — Фамилия, имя, отчество?
— Кубасов Станислав Васильевич.
Уверенность, с которой отвечал юноша, Жилинскому не понравилась. Придется дать ему понять, что он не на приеме у лечащего врача.
— Сколько вы взяли денег? — сурово спросил Афанасий.
— Нисколько, — удивленно ответил задержанный, пожав плечами. — В салоне вообще ничего не было.
— Решил под дурочка сыграть? Я у тебя спрашиваю: сколько денег ты взял со своими подельниками в банке «Заречье»?
Жилинский повертел ручку в ладонях. Кубасов внимательно следил за пальцами следователя, а потом поднял упрямый взгляд.
— Мы не грабили банк, — ответил он уверенно и столь же спокойно. Для столь субтильного отрока он держался вполне достойно.
— Именно на этой машине преступники вывезли из банка награбленное.
— К ограблению мы не причастны, — протестующе закачал головой Кубасов.
— Тогда расскажешь, каким это образом ты и твой подельник оказались в салоне?
— Совершенно случайно… Вышел из кафе, а рядом с крыльцом машина стоит с работающим двигателем, а в ней никого! И дверца приоткрыта, — едва ли не торжествующе выкрикнул парень. — Вот я и не удержался, сел. Хотел до дома доехать. Кто же знал, что ее разыскивают?
— А твой приятель?
— Я его даже толком не знаю, — признался Кубасов. — Я уже отъехал от кафе с километр и тут вдруг вижу: парень на дороге голосует. Вот я и решил его подвезти, думал, подзаработать… Подъехал к нему, спрашиваю: «Куда нужно?» А он говорит: «На базу в Озерное отвезешь?» Я и согласился. Цену он назвал неплохую. Мы даже пяти километров не проехали, как нас полиция задержала.
Парень смотрел открыто, взгляда не прятал. И вообще он производил вполне благоприятное впечатление. Не ведая о том, что отрок совершил преступление, его можно было бы отнести к категории честнейших граждан. Такие ясные немигающие глаза легко обманут самого опытного физиономиста.
— Ну и что, заработал?
— Не получилось, — едва ли не в отчаянии произнес юноша, — меня сразу же задержали.
— Зато заработал на свою задницу реальный срок. А пассажир что говорил, когда за вами полиция погналась?
— Кричать стал, чтобы я остановился.
— Я ты чего?
— Я на него шикнул, так он сразу угомонился.
Задержанный говорил правду. Часом раньше был допрошен его пассажир — белобрысый перепуганный парень двадцати двух лет. Как выяснилось, в салоне угнанного автомобиля он вправду оказался совершенно случайно: являясь студентом ветеринарного института, он в тот час торопился на звероферму в Озерный, где у них размещалась база учебной практики. Так что после обстоятельной двухчасовой беседы парень был выпровожен за порог с пожеланием в следующий раз быть более осмотрительным. Сержанты потом рассказывали, что белобрысый паренек так радовался солнцу, бившему в глаза, как будто полжизни просидел в сырой яме.
— Хорошо, предположим, я тебе верю, что ты не грабил, это серьезная статья… Но ты мне должен в таком случае помочь.
— Всегда пожалуйста!
— Ты никого не видел около машины? Ведь кто-то же ее все-таки оставил.
Конопатый нервно дернул костлявым плечом:
— То-то и оно, что никого рядом не было. Разве стал бы я подходить, если бы кто-то стоял?
— Может быть, ты видел людей, стоящих неподалеку?
Призадумавшись, парень ответил:
— Сложно как-то сразу так сообразить. Но стояли на дороге трое. Двое мужчин и одна женщина. Потом подъехала какая-то машина, они загрузились и уехали.
— Попробуй описать их.
— Я ведь особенно не приглядывался. Могу только сказать, что парням было лет двадцать пять — двадцать семь. Один был худой, а другой поплотнее, но роста одинакового.
— А девушка?
— Помню, что она была красивая. Молодая. Если бы встретил, так обязательно узнал бы.
— Что за машина их забрала?
— Какая-то простенькая иномарка синего цвета.
— А водителя запомнил?
— Да где же мне его запоминать? Я же не знал, что вы меня будете допрашивать, а то бы пригляделся.
— Все-таки напрягись.
— Помню, взгляд у него был жестковатый. Но он был их постарше, может, лет тридцать пять.
— Вспомни цвет волос, какое у него было лицо. Может, имелись какие-то особые приметы?
— Трудно так сразу сказать… Ведь он же не девица, чтобы на него пялиться!
— Тоже верно… Но все-таки постарайся припомнить, это в твоих интересах. Если мы их не найдем, — полковник Жилинский развел руками, — имеются все основания признать тебя организатором ограбления. Твой дружок, кстати, сейчас находится в соседней камере и дает против тебя признательные показания.
— Не может быть! — вскочив, выкрикнул вихрастый. — Я ведь его даже не знаю!
— Сидеть! — прорычал Жилинский.
Из-за двери показался сержант:
— Его успокоить, товарищ полковник?
— Ничего, он парень благоразумный, сам понимает, что это не то место, где можно повышать голос.
На потрошителя банков паренек не походил. Не тот калибр! Единственное, что ему можно доверить (да и то с большой натяжкой), так это охранять какую-нибудь подержанную иномарку на частной автостоянке. Чтобы вскрыть такой солидный банк, как «Заречье», одной лишь наглости крайне недостаточно, здесь требуются интеллект и немалые знания в электронике, которыми парень не обладает.
Шоковая терапия не помешает, обычно после подобных слов у задержанных наступает просветление и они начинают вспоминать то, что видели даже мельком. Память штука весьма избирательная и в стрессовых ситуациях способна повести себя самым неожиданным образом и зачастую преподносит четкую картину того, что, казалось бы, должно ютиться на самой ее периферии. Так что пускай пока посидит в «обезьяннике» с малосимпатичными и дурнопахнущими типами, а там, глядишь, и прозрение снизойдет.
Вытащив фотографию Шабанова, он положил ее перед задержанным:
— Узнаешь этого человека?
Парень взял фотографию и удивленно посмотрел на следователя:
— Так это он и есть, тот, что сидел за рулем.
— Дежурный! — громко выкрикнул Жилинский. И, когда тот появился, загородив широкими плечами проем, произнес: — Уведи его.
— Слушаюсь. — Шагнув к Кубасову, пробасил: — На выход! Руки за спину.
Задержанный поднялся и с обреченным видом, склонив голову, как если бы физически ощутил тяжесть многолетнего срока, поплелся к выходу.
