– Значит, ты по-прежнему этим занимаешься? – перебила Инга Александровна.
– Конечно. – Вилкас поставил чашку с чифиром на стол. – Люди по-прежнему хотят хорошо выглядеть в гробу, Инга Александровна. Хотя клиентов у меня заметно поубавилось.
От улыбки «похоронного гримера», больше напоминавшей гримасу смерти, Ингу Александровну слегка передернуло.
– А почему вы об этом заговорили? – поинтересовался он. – У вас есть для меня работа?
– Да. – Она достала из сумочки пачку денег, перетянутую резинкой, и положила на разложенные на столе бумаги. – Здесь триста пятьдесят тысяч рублей. После работы получишь еще столько же.
– Ого! – спокойно проговорил Вилкас. – Такие деньги мне не платили и в прежние-то времена, а в нынешние и подавно. Над кем нужно поработать?
Инга Александровна достала из сумочки фотографию Назиры, вырванную из паспорта, и протянула Вилкасу. Он взял снимок, посмотрел.
– Совсем молодая. И что с ней произошло? Пулевое ранение? Переломы, ссадины?
– Нет, – сказала Инга Александровна. – С лицом у нее все в порядке.
Вилкас приподнял брови:
– Тогда, быть может…
– Нет, – снова покачала головой Инга Александровна. – Девушка умерла недавно и выглядит отлично.
– Тогда я не совсем понимаю…
Инга Александровна достала из сумочки фотографию Дины Васильевой и показала Вилкасу:
– Ты должен превратить ее в эту женщину.
Вилкас взял фотографию Дины Васильевой. Долго разглядывал.
– Знакомое лицо, – сказал он наконец. – Где-то я ее уже видел.
– Это артистка Дина Васильева. Ты видел ее по телевизору.
– Да, помню. – Вилкас улыбнулся. – Она поет романсы. Отличный голос. Чистый, печальный.
Гори, гори…
Моя звезда…
– Ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу? – перебила его Инга Александровна.
Вилкас приблизил друг к другу две фотографии, сравнил оба лица и принялся размышлять вслух.
– Одинаковый овал лица, одинаковый нос, губы… Немного отличается разрез глаз. И еще подбородок… Думаю, это возможно. Хотя работа предстоит кропотливая.
– Я пришлю тебе еще несколько фотографий, – сказала Инга Александровна. – Фас, профиль. Они должны быть абсолютно одинаковыми. Никто не должен заметить разницы.
Вилкас поднял взгляд на Ингу Александровну.
– Никто ничего и не заметит, – спокойно произнес он.
Инга Александровна с видимым облегчением улыбнулась.
– Я знала, что ты так ответишь, Вилкас. И верю, что так и будет. Сможешь начать работу сегодня?
– Да.
– Есть одна загвоздка. – Инга Александровна помедлила. – Дело в том, что тело ты должен доставить в прозекторскую сам.
– Откуда? – уточнил Вилкас.
– Из моей квартиры.
Повисла пауза.
– Вижу, с девяностых годов в вашей жизни мало что изменилось, – с улыбкой проговорил Вилкас.
– Ошибаешься, – возразила Инга Александровна. – Моя жизнь стала другой. И я не хочу ее потерять.
– Никто не хочет, – сказал Вилкас. Чуть прищурил светлые чухонские глаза и добавил: – Когда я могу забрать тело?
– Прямо сейчас, – ответила Инга Александровна.
Он кивнул:
– Хорошо.
Женщина помедлила.
– Ты ничего больше не хочешь спросить? – негромко проговорила она.
– Нет, – произнес Вилкас. – Вы же знаете, я не вмешиваюсь в чужие дела. Это мое главное правило.
– Вот и отлично. Тогда выгоняй свой фургон из гаража, нам пора ехать.
10
Дина Васильева, одетая в замшевую куртку, меховые штаны и мягкие сапоги из оленьей кожи, медленно брела к реке. Ее немного мутило от свежего воздуха.
Остановившись на берегу, она долго и задумчиво смотрела на реку. Затем присела на корточки, зачерпнула ледяной воды и тщательно умыла лицо.
Дина уже не напоминала ту яркую, изнеженную, заносчивую актрису, какой была всего полтора месяца назад в Москве. За все то время, что она провела в избушке старой шаманки, Дина сильно похудела. Волосы ее были неухожены, кожа стала сухой и бледной, по краям рта прорезались глубокие морщинки.
Дина подняла голову и тоскливо посмотрела на солнце. Позади себя она услышала шорох. Девушка резко обернулась. Перед ней стоял Пакин. В левой руке он держал убитого зайца.
– Ты прямо как дух лесной, – усмехнулась Дина.
– Да, – сказал Пакин, спокойно и внимательно разглядывая ее лицо. – Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо для покойницы, – с горькой иронией ответила Дина.
Пакин положил зайца на землю и присел на траву рядом с Диной. Спокойные голубые глаза на смуглом лице, черные волосы, заплетенные в косы, скуластое лицо, гордая осанка. От этого парня так и веяло силой и спокойствием. Дина вдруг почувствовала себя трехлетней девочкой, которая вышла на прогулку с отцом.
– Ты сегодня убил только зайца? – спросила она.
Пакин покачал головой:
– Нет. Еще я убил оленя.
– И где же он?
– Я убрал его на дерево, чтобы звери не достали.
– А другие охотники? – произнесла Дина. – Здесь ведь есть еще люди?
– Иногда бывают, – ответил Пакин. – Но я оставил там свой катпос, поэтому оленя никто не заберет.
– Катпос? – приподняла брови девушка.
Пакин пояснил:
– Мой знак. Кто увидит – сразу поймет: Пакин был, оленя убил. Никто не заберет.
– Да уж. С таким сильным парнем, как ты, лучше не шутить, – с улыбкой сказала Дина.
Пакин тоже улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. Девушка смочила в речной воде руки и пригладила ладонями откинутые назад волосы. Помолчала и проговорила после паузы:
– У вас теплый дом.
– Да, – согласился Пакин, разглядывая ее добрыми, спокойными глазами.
– А что за постройки рядом с домом? Вон те, маленькие!
Пакин взглянул туда, куда она показывала.
– Это кутювкол, – ответил он. – Домики для собак.
– Это я уже знаю. А чуть левее, на сваях?
– Это сумъях. По-русски – сарай.
– А вон та постройка у самого леса?
– Это ялпынг сумъях. Священное место. Тропинка от него ведет в лес, к савонкану.
– К савонкану?
Пакин кивнул:
– Да. Там похоронены наши предки.
– Ясно, – произнесла Дина. – По-русски это называется кладбище.
