– Да. Понимаю. – Лида отвела взгляд. – Я как-то об этом не подумала.
Руслан Маратович вздохнул.
– Крепись, Лида, – произнес он. – Нам всем сейчас очень тяжело.
– Да. – Она шмыгнула носом. – Я буду крепиться. Спасибо вам, Руслан Маратович!
– Не за что. Спасибо тебе – за то, что пришла.
Он снова поцеловал ее в щеку. Она сложила губы в вялую улыбку, кивнула, после чего повернулась и зашагала в сторону метро. Шуравин проводил ее долгим, хмурым взглядом.
– Что ей было нужно? – услышал он голос Инги Александровны.
Руслан повернулся к помощнице, которая только что вышла из офиса и теперь стояла на крыльце.
– Эта толстая дура, Динкина подруга, что-то подозревает. А она упрямая, как дубовый таран, и если захочет…
– Успокойся, – сказала Инга Александровна. – Никто ничего не узнает. Я обо всем позаботилась.
– Ты все чисто сделала?
– Да.
Шуравин мрачно усмехнулся.
– Мне бы твою уверенность.
– Руслан Маратович, вы просто устали. Поэтому и волнуетесь. Клянусь вам, все сделано чисто. Нужные люди получили свои деньги, экспертные заключения у нас на руках.
– Нужно было просто сжечь ее тряпки, и делу конец! – с досадой проговорил Шуравин. – Зря я тебя послушал.
– Хватит ныть, – произнесла вдруг Инга Александровна с легким оттенком презрения в голосе. – Будьте мужчиной.
– Что? – Шуравин удивленно взглянул на свою помощницу и тут же свирепо прищурился. – Что ты сказала?
– Я сказала: будьте мужчиной.
Руслан Маратович побагровел.
– А с каких это пор ты стала говорить со мной таким тоном? – свирепо процедил он.
– С сегодняшнего дня, – ответила Инга Александровна. И поправила пальцем очки, отражающие серое осеннее небо и голые кроны деревьев. – Теперь мы с вами крепко повязаны, Руслан Маратович.
Лицо Шуравина пошло пятнами, больное веко задергалось.
– Ах ты, дрянь, – пророкотал он с глухой яростью, глядя помощнице в глаза. – Осмелела? Думаешь, теперь я у тебя под колпаком? И как это я сразу тебя не раскусил?
Инга Александровна даже не нахмурилась.
– Держите себя в руках, Руслан Маратович, – сказала она спокойным голосом. – Все будет хорошо. Сегодня мы зароем правду в землю. И никто ничего не узнает и не заподозрит.
Несколько секунд Шуравин молчал, пытаясь овладеть собой, потом процедил:
– Но что делать с толстухой?
– Мы последим за ней, – ответила Инга Александровна. – Я этим займусь. А вы не напивайтесь слишком сильно. По крайней мере, в ближайшие дни.
– Обойдусь без твоих советов, – глухо прорычал Шуравин.
– Это вряд ли.
Инга Александровна повернулась и зашла в офис. Шуравин проводил ее ненавидящим взглядом, после чего с досадой пробормотал:
– Дурак. Идиот. Как же я во все это вляпался, а?
12
Если по первому снегу
Олень не вернулся в родное стадо,
Значит, его задрали
Волк или росомаха…
Тайча пела негромко, сидя на жухлой траве возле родника, и голос девушки был похож на журчание воды, бьющей из скалы, – он был так же переливчат и негромок.
Если сестра моя лебедь
С весенней песней юности
Не покружилась над моим чумом,
Значит, погибла от выстрела.
А если ты не зверь
И не перелетная птица,
Если крылья твои целы,
Но дорогу не вспомнил…
Тайча прервала песню и тихо заплакала. Она не услышала, как сзади подошел Пакин. Поступь его была легка и бесшумна, как у хищного зверя, вышедшего на охоту.
– Тайча, – негромко окликнул он.
Девушка вздрогнула и быстро обернулась, но тут же устыдилась своих заплаканных глаз и размазанных по щекам слез – и отвернулась. Снова стала смотреть на прозрачную, искрящуюся холодом струйку ключевой воды. Пакин постоял немного, а потом присел рядом. Некоторое время они оба молча глядели на воду.
– Почему ты плакала? – спросил Пакин.
– Просто так, – ответила Тайча.
Пакин смотрел на девушку внимательным, но непонимающим взглядом. Он явно не знал, как себя следует вести. Наконец он улыбнулся и бодро проговорил:
– Не грусти, моя лисичка!
А затем по привычке обнял ее рукою за плечи, как брат обнимает младшую сестру. Но на этот раз Тайча повела себя странно – она сильно дернула плечом, сбросив его руку, и произнесла злым голосом:
– Перестань!
– Что случилось? – растерялся Пакин.
Он снова хотел положить руку ей на плечи, но наткнулся на ее сердитый взгляд и передумал.
– Не трогай меня, – сказала Тайча, и в голосе ее послышалось настоящее отчаяние.
Пакин совсем растерялся.
– Хорошо, – ответил он неуверенно. – Я просто посижу рядом с тобой, ладно?
Девушка молча отвела взгляд. Издалека донеслось птичье стрекотание и хруст сломанной порывом ветра ветки. В пауле залаяла собака. Потом все стихло.
– Пакин, Пакин… – вздохнула Тайча.
– Что? – спросил Пакин.
– Вода в роднике похожа на твои глаза. – Тайча снова повернула к нему свое заплаканное лицо. – Почему у тебя такие синие глаза?
– Потому что такие глаза были у моего прадеда, – ответил Пакин.
Тайча отвернулась. Подняла камушек, повертела его в тонких пальцах, а затем бросила в родник.
– Ты ее любишь? – спросила она вдруг.
– Кого?
– Эту белую женщину из большого города.
Пакин нахмурился.
– Я не хочу об этом говорить.
– Значит, любишь, – вздохнула Тайча. Она снова покосилась на Пакина. – А меня? Меня ты любишь?
– Конечно. – Он улыбнулся. – Ты мне как родная сестра.
Лицо Тайчи дрогнуло от горечи и боли.
– Я не хочу быть твоей сестрой, Пакин! Я… Я хочу быть твоей женой.
Пакин ничего на это не сказал. Только смотрел на воду родника и хмурил черные брови.
– Возьми меня в жены, Пакин, – со слезами в голосе проговорила Тайча. – Прошу тебя.
Он молча поднялся на ноги и отряхнул с куртки сухие травинки.
– Пакин, я хочу быть твоей женой!
Он повернулся и зашагал прочь.
– Пакин!
Он не остановился и не обернулся. Прошла секунда, другая – и вот его высокая широкоплечая фигура скрылась за деревьями.
