– Нет, я ничего не боюсь. Просто Нуртен ждет моего звонка. Она много сделала для меня, она беспокоится, понимаешь? Это – нормальные человеческие отношения.
– Хорошо, извини. Вот тебе мой телефон. Какой номер?
Я продиктовала на память. И, услышав в трубке «Efendim?», почувствовала, что на глаза мои навернулись слезы.
– Нуртен, это я, Наташа!
– Как ти? – тихо спросила она. – Ти в Германия?
– Да.
– Твои майка и баштата тука, в Страхилица.
– Что? Что вы сказали?!
Она повторила. Но я не могла в это поверить.
– Мои родители в Страхилице?! Но что они там делают?
– Смотрят твоих кокошек, майка твоя доит козу и плачет, много плачет. Она много обичат теб. (Она сильно любит тебя.)
– Вы не шутите, Нуртен? Как они меня нашли?
– Консульство в Варна помогли, сигурно. Не знам. Не знам, Наташа. Они чакат теб. (Они ждут тебя.)
– Пусть не ждут! Не хочу их видеть, Нуртен. Понимаете? Я же рассказывала вам.
– Не знам, Наташа, не знам. Где ти? Какой град?
– Мюнхен.
Зачем я это сказала? Хотя не помчатся же они искать меня в Мюнхене?! Сказала и сказала. Ладно!
– Все нормально, Нуртен?
– Нормально, Наташа, не волнувайся. Звони.
– Хорошо, я позвоню.
Я вернула телефон Соне, которая во время этого разговора не спускала с меня глаз.
– Представляешь, мои родители ищут меня. Сейчас они в Страхилице. Нуртен, моя соседка, говорит, что мама кормит моих кур и доит коз. И чего только не бывает на свете!
– Ну, все? Успокоилась? Поностальгировала?
Я спросила себя: что я делаю здесь, и ответа не нашла.
– Ладно, не обижайся, просто я не люблю эти сахарно-сиропные дела. Мамочка и папочка приехали в Болгарию, чтобы разыскать свою сбежавшую дочку! А где они раньше-то были, когда могли удержать тебя? Зачем было тебя упрекать, напоминать о деньгах, которые они потеряли из-за тебя? Ты же не виновата! На твоем месте могла бы оказаться любая другая русская девчонка. Они должны были понимать, что ты пережила сильнейший стресс и нуждаешься в их заботе и любви.
– Не сыпь мне соль на раны. – Я посмотрела на нее, и мне показалось, что она все поняла.
– Хорошо. Давай позавтракаем и поедем в городе.
Когда Соня выводила новенький «Рено» из гаража, расположенного внизу левого крыла дома, появилась Роза. Она перебросилась парой слов с Соней, после чего вошла в дом. Садясь в машину, я задала себе вопрос: правильно ли я поступила, не отказавшись от предложенной мне экскурсии по дворцу? Ведь я отлично знала, что Сонина голова занята совершенно другим, что она ждет от меня конкретной помощи. Но, с другой стороны, что я могла сделать для нее? Может, поговорить с ней начистоту, сказать, что я не помню ее, у меня никогда не было подруги по имени Соня, та, кого она ждет, – совершенно другой человек? Ведь могла случиться такая ситуация, что Соня попросту не знала в лицо родителей своей настоящей Наташи Вьюгиной и явилась по моему московскому адресу по ошибке? Спросила обо мне – о Наташе, а моих родителей хлебом не корми – дай поговорить о пропавшей дочери.
И как тогда будут развиваться дальнейшие события? Как поведет себя Соня? Извинится, что побеспокоила меня, или наоборот, станет возмущаться той ситуацией, в которую я загнала нас обеих?
Пусть эта экскурсия состоится. Я какое-то время побуду рядом с Соней, может, пойму, что она за человек и как надо себя с ней вести.
В машине она долгое время молчала, хмуря лоб. Вероятно, что-то обдумывала. А потом, словно очнувшись, начала рассказывать:
– Вообще-то я плохой экскурсовод, но кое-что знаю об этом замке, точнее, дворце. Это очень красивый дворец, с чудесным садом с каскадами, с потрясающими павильонами, среди которых имеется известный замок Амалиенбург. Шедевр южнонемецкого рококо, Нимфенбург был летней резиденцией баварских королей, строили его в течение двух веков. Один из курфюрстов, Фердинанд-Мария, был женат на итальянской принцессе Аделаиде, и так случилось, что их первым ребенком была девочка. Конечно, они ждали мальчика. В королевских семьях это – очень важный вопрос. Так вот, они так долго ждали наследника, что, когда все-таки он появился на свет, папаша чуть с ума не сошел от радости. Понятное дело, он забросал жену подарками, среди которых был огромный участок земли, где Аделаида, собрав своих любимых итальянских архитекторов, начала строительство этого комплекса. Работы велись постоянно и очень долго, строилось все больше и больше павильонов, зданий, разбивались парки и сады. И все это, как я уже говорила, растянулось на двести лет. Аделаида умерла, строительство продолжалось ее сыном, а потом и внуком. Протяженность фасада составила почти семьсот метров! Я бы не отказалась жить в таком дворце, а ты?
Я вспомнила свой крохотный низкий домик, крытый красной черепицей, Тайсона, и сердце мое сжалось.
Глава 15
Село Страхилица (Болгария), октябрь 2008 г
Дождь поливал всю ночь с такой силой, что, казалось, маленький дом не выдержит и растворится в воде, как таблетка аспирина.
Сначала Лена попыталась уснуть. Она лежала то на спине, устремив взгляд в балки низкого выбеленного потолка, то на боку, разглядывая окно, вспыхивающее электрическими фиолетовыми и белыми вспышками молний, или крепкий темный затылок мужа. Костя спал, он – мужчина, и у него все по-другому, вот и это вынужденное проживание в Страхилице он воспринял совершенно иначе, чем Лена. Вместо того, чтобы паниковать вместе с ней и рыдать о дочери, он принялся ремонтировать курятник, поправил крышу дома, забор, вычистил и привел в порядок подвал, по-хозяйски рассудив, что здесь можно держать не две, а гораздо больше коз. «Знаешь, это очень экономичные животные, за ними мало приходится убирать, да и в стаде они с утра до вечера. А молоко козье здесь дорогое, я интересовался».
– Костя, ты что, собираешься здесь жить?!
– А почему бы и нет? Жить, Лена, можно везде. И я горд за свою дочь, что она не превратилась ни в наркоманку, ни в пьяницу, не пошла по рукам (а здесь это легко сделать, тем более, страна-то курортная, у моря полно отелей), а купила дом, обзавелась хозяйством. На это не каждая московская девчонка способна.
Не выдержав, она растолкала мужа:
– Костя, проснись, прошу тебя, поговорить надо.
– Да я и не сплю, – услышала она неожиданно. – Такая гроза. Того и гляди, дом рухнет.
Он повернулся к ней лицом, притянул жену к себе, обнял ее.
– Я хотела тебе сказать, – зашептала она, словно боясь разбудить кого-то невидимого. – Хотела сказать, что мы с тобой Наташу совсем не знали. Родили ее, воспитывали, жили с ней под одной крышей, а что мы о ней знаем?
