Все было замечательно и чинно. Немного смущало Наташу то, что неподалеку маячила Джейн с неприличным декольте. Гости, проходя мимо, косились на нее. Улучив момент, Наташа спросила подругу:
— У тебя поскромнее чего-нибудь в гардеробе не нашлось?
— Так это Джозеф настоял, — объяснила Джейн, — а мне и самой неудобно. Знаешь, как жмет? Вот-вот наружу все выскочит!
Среди гостей было несколько военных с женами. С одним генералом Джон как раз о чем-то беседовал, когда к крыльцу подошел тот парень, с которым Хадсоны познакомились в ювелирном салоне.
— Кстати, Нортон, — обратился Джон к своему собеседнику, — вот тот самый майор, о котором я тебе говорил.
Генерал протянул руку молодому инвалиду:
— Привет, Питер. Помнишь меня?
— Да, сэр, — ответил тот, — вы вручали мне Серебряную звезду.
— Я не о том… Значит, забыл. А ведь я еще тебя вот таким помню…
Генерал поднял руку и показал расстояние между большим и согнутым указательным пальцем — дюйма в четыре.
— Да, таким вот, — повторил он и вздохнул. — Мы с твоим отцом Джеком в Германии в одной эскадрилье служили. Дружили, можно сказать. Джек, кстати, мог спастись, но самолет упал бы на тот задрипанный городишко. А так он увел его в поле.
— Мне это известно, сэр.
— Ну и хорошо. А теперь о деле. Вопрос с тобой решен. Я забираю тебя к себе в объединенный комитет начальников штабов. Восстанавливаем тебя уже в звании подполковника. Послужишь у меня под боком, пока нога не заживет, а потом, если захочешь летать, повесим тебе орла на погоны и отправим какой-нибудь базой командовать. Согласен?
— Да, сэр.
— Что ты заладил, «сэр» да «сэр»… Мы не на службе. Здесь я для тебя просто Нортон. Понял?
— Да, Нортон.
Хендерсен, несколько растерянный, отошел в сторону. Наташа последовала за ним.
— Что-то не так? — спросила она.
— Все так, леди… Прости, Наташа. Просто неожиданно как-то. Я тогда, в тот день, когда познакомились, подумал, это просто треп, чтобы меня сюда заманить, а вот как оно вышло.
— О каком орле говорил генерал?
— Орла на погонах носят полковники. Генерал намекнул мне на возможный карьерный рост.
Гости продолжали прибывать. Наташа поспешила снова на крыльцо — приветствовать их. А к майору Хендерсену тут же подплыла Джейн. Подошла почти вплотную, едва не коснувшись его пиджака своим декольте. Наташа даже не сомневалась, о чем миссис Биркин начнет сейчас говорить, не забывая взмахивать ресницами. «Вы прибыли один? Неужели у такого мужчины не нашлось достойной спутницы? Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию на сегодняшний вечер?..»
Даже думать об этом было противно.
— Strangers in the night
Exchanging glances, —
доносился из всех динамиков голос певца, стоящего с микрофоном перед джаз-бандом под полосатым навесом.
Наташа смотрела на гостей, пытаясь вспомнить их имена, и путалась. Потом подошла к Джейн и попросила ее помочь как-нибудь занять гостей. Но миссис Биркин хлопала ресницами и не понимала, что от нее хотят.
— Наташка, — прошептала она, — я, что с ума схожу? Мне показалось, там Бред Питт.
И она показала рукой на дальние кусты, за которыми, разумеется, никого не было.
— Точно, рехнулась, — призналась Джейн. — Какой же Бред Питт, если он один, без своей… как ее… этой самой…
Сумерки накрывали океан, когда гости собрались у столов. Официанты наполняли бокалы и стаканы. Общего разговора не получалось. Но когда зажглись фонари, мистер Хадсон постучал вилкой по хрустальному бокалу, голоса стихли, гости посмотрели на хозяина дома.
— Друзья, — начал Джон, — открою вам небольшую тайну: у меня была договоренность с одним очень и очень известным режиссером о том, что я дам денег на новую экранизацию великого романа Скотта Фитцджеральда «Ночь нежна». Но после того, что случилось с нашим фондом в России, ни о какой постановке фильма не могло быть и речи. Однако я привык держать данное слово, а потому экранизация все-таки состоится. Тем более что об этом меня попросил один мой хороший приятель, который всю жизнь мечтал воплотить на экране образ психиатра Дика Дайвера…
Все начали аплодировать и повернулись к выходящему из сумрака человеку.
Бывшая Зина ошиблась: то был не Бред Питт, но актер не менее известный, впрочем.
— Добрый вечер, — негромким голосом произнес гость. — Я действительно мечтал об этой роли с тех пор, как прочитал роман. А когда узнал, какой будет бюджет картины, стал мечтать еще больше.
Все засмеялись, некоторые зааплодировали. Наташа выхватила глазами из толпы Джейн — та с упоением била в ладоши.
Но известный актер лишь скромно улыбнулся. Дождался, когда шум стихнет, и так же негромко продолжил:
— Но я откажусь от любого вознаграждения за участие в фильме, при условии, что весь мой гонорар пойдет на освобождение тех честных людей, которые работали в фонде «Рашен райз» и сидят сейчас в тюрьмах. Если этих денег не хватит на организацию кампании по их защите, то я готов добавить еще.
— Мы все добавим! — крикнул кто-то.
И тут начались настоящие овации. Аплодировали председатели правления банков, промышленных корпораций, генерал из комитета начальников штабов, Джозеф Биркин и Джейн, голливудская звезда, человек у микрофона, исполнявший песни Фрэнка Синатры, музыканты, официанты, отставной майор Питер Хендерсен… Не аплодировал только Джон Хадсон.
Потом чей-то голос прокричал нараспев:
— O! Say you can see…
Тут же десятки голосов подхватили разом:
— …by the dawn’s early light…
Оркестр среагировал моментально: саксофоны взвились, выдувая мелодию американского гимна, а человек, стоящий у микрофона, положил ладонь на левую сторону своей груди. Впрочем, так сделали почти все. Наташа тоже пела, глядя, как открывает рот не знающая текста бывшая Зина — свою руку Джейн положила на декольте, но так, чтобы особо ничего не прикрывать. Вливался в общий хор и негромкий голос мистера Хадсона, а кто-то стучал в такт кулаком по столешнице. Набок упали бутылка шампанского и пара бокалов, которые, подкатившись к краю, соскользнули вниз, на тротуарную плитку, и с коротким печальным звоном разбились.
Пение закончилось. Постепенно присутствующие пришли в себя.
— Наша борьба уже приносит свои плоды, — произнес Джон громко, — часть людей выпущена из тюрем, однако дело не закрыто… Но теперь перед моими друзьями встала другая, еще более страшная опасность: всем им грозит гибель, то есть физическое устранение, как опасных свидетелей злодеяний российской полиции и ФСБ… Уже трое моих бывших подчиненных погибли…
