— Просто с могилкой расставаться жалко. Не думал я ее какому-то уголовнику уступать. Может, на меня потом все покойники обозлятся. Скажут, какого черта ты, дед Герасим, к нам чужака поселил, да еще всего в наколках.
— Фантазия у тебя, дедуля, будь здоров.
Вытащив труп из машины, мы бросили его в яму и чуть было не упали в нее сами.
— Дед, может, покрывало с собой заберем? — постаралась отдышаться я.
— На кой черт оно нужно?
— Улика.
— Да что ты заладила со своими уликами? До этих могил никому никакого дела нет. Пусть труп лежит в покрывале. Ночи холодные, а мы, так сказать, небольшую заботу о нем проявили… Не подмерзнет.
— Нашел о ком заботу проявлять! Да чтоб этот гад от холода окочурился. Хотя он и так окочурился.
Дед сходил к машине и принес пару лопат. Одну он заботливо протянул мне, а другой начал орудовать так резво, что я даже диву далась. Не верилось, что передо мной человек почтенного возраста. Я постаралась не отставать, и дело заметно продвинулось.
В этот момент опять пошел дождь и подул сильный ветер. Я задрожала от холода и пожаловалась:
— Неужто осень началась? Листва опадает.
— Дождь — это хорошо.
— Что ж хорошего-то? Сейчас вымокнем и ангину схлопочем. А мне, между прочим, завтра на работу нужно в банк.
— Зато дождь все следы смоет.
— А ты считаешь, что мы много наследили?
— Достаточно.
На место захоронения трупа мы пересадили маленькую березку, которая росла у соседней могилы, и, одновременно перекрестившись, направились к машине. Я сразу включила мотор и постаралась как можно быстрее отъехать от этого гнетущего места.
— Дед, а ты одежду уголовника вместе с ним в могилу положил? — поинтересовалась я для собственного успокоения.
— Да. Я только плащ-палатку себе оставил.
— Зачем?
— А почему я ее в землю закапывать должен? Плащ-палатка хорошая, брезентовая. Я о такой уж давно мечтал. Сама видишь, что погода шепчет. Надену и буду как барин. И об уголовнике всегда с благодарностью вспоминать буду.
— Ты что ж, собираешься этот плащ носить?
— Ну, понятное дело, не смотреть.
— Так ведь этот плащ мертвого человека.
— Ну и шут с ним. Какое это имеет значение?!
— Ой, дед, я даже не знаю. Может, мы его сожжем?
— Еще чего не хватало. Зачем добру пропадать!
Спорить с дедом Герасимом было себе дороже.
Мы вернулись в деревню.
— Дед, а никто не заинтересуется тем, что вырытую могилу кто-то закопал?
— Да кому оно надо? Я же тебе сказал, что на это кладбище никто не ходит, — успокоил дед.
— А ты кому-нибудь хвастался, что при жизни себе могилу вырыл?
— Никому я не хвастался, — моментально обиделся дед.
— Ну а бабкам своим деревенским не сболтнул?
— Бабкам сболтнул, да только они на это кладбище никогда не ходят. Ну уж если ты хочешь, я вот завтра сил наберусь и вновь туда отправлюсь.
— Зачем?
— Затем, чтобы себе новую могилу выкопать. А то, что ж это получается: я с этим гадом поделился, а сам без места остался. Так не пойдет. Нужно потери восполнять.
— В этом деле, дед, я тебе не советчица. Я вообще не сторонница того, чтобы человек себе при жизни могилу рыл. Это даже странно как-то.
— А кто обо мне позаботится, если у меня вообще никого нет?! — неожиданно вспылил дед.
— Государство. — Я прикусила губу и поняла, что сморозила несусветную глупость.
— Дочка, да ты что такое говоришь? На черта я этому государству нужен? С меня взять нечего. Ему нужны только те, с кого что-то взять можно. Ежели бы мы были государству нужны, нам бы сюда хоть хлеба завезли или просто вспомнили, что мы такие есть и еще живы. А ведь про нас совсем забыли. Никому никакого дела нет, а я ведь воевал. А теперь сижу и думаю: зачем воевал и за что? Кому это нужно? Со мной один товарищ воевал, так он после войны в Германии остался. Живет припеваючи, пенсию хорошую получает и даже родственникам помогает. Это ж сколько надо получать, чтобы родственникам с пенсии помогать? Даже страшно подумать. А я тогда в Германии не остался — не хотел Родину предавать. Я тогда и представить не мог, что придет время, и она меня предаст. Я вот в райцентр ездил, решил себе какие-нибудь льготы или прибавку к пенсии выбить, так меня и слушать никто не захотел. Говорят, что я воевал при СССР, а его теперь нет. Сказали: иди, дед, и обращайся к СССР. Вот такая история. Воевал-воевал и ничего себе не отвоевал. А о тебе государство заботится? Нет, потому что ты сама о себе заботишься. А не будешь работать, помрешь с голоду. Вот тебе и государство. Оно не помогает своему народу, а медленно, но верно его истребляет. Именно поэтому я себе могилку выкопал, чтобы не закопали меня в общей яме с бродягами да алкоголиками. Помру, бабки меня до кладбища дотащат и похоронят как положено. Жизнь заставила меня быть предусмотрительным, а иначе никак.
— Извини, дед, извини. Все ты правильно говоришь. Ой, как правильно. Ты только, смотри, своим бабкам не проболтайся, что сегодня произошло.
— Да ты что, Анюта? Могила! Меня пытать можно, тайну не открою.
— Пытать никого не нужно. Просто смотри, не трепи лишнего.
Дед взял лопаты и направился к своему дому. Я проводила его до дверей и, остановившись у крыльца, посмотрела на часы.
— Дедусь, я поехала. Уже светает.
— А может, еще клюковки? — расстроился старик.
— Меня гаишники могут остановить. С тобой тут сутками напролет можно пить и совсем спиться. Ты за моим домом присматривай, а то ты же сам видел, что чужие здесь ходят.
— Как договорились, Анют. А ты когда теперь сюда наведаешься?
— Я теперь сюда часто буду ездить.
Помахав деду рукой, я села в машину и отправилась в город.
Глава 9
Дома я первым делом залезла под душ и смыла с себя следы ужасной ночи. Стоя под теплыми струями, я вспомнила Макса и то, как мы с ума сходили во время нашей последней близости. Он ни на миг не мог от меня оторваться, наверное, оттого что слишком сильно меня хотел. Он жадно меня целовал, брал несколько раз подряд, говорил ласковые слова и был ненасытен. С каждой секундой близости он возбуждался все больше и больше. И это возбуждение носило лихорадочный и даже не совсем нормальный оттенок.
А затем я прокрутила в голове события последней ночи и почувствовала страшную пустоту и усталость. Я представила мертвого бугая и то, как мы с дедом Герасимом пытались засунуть его в багажник. От этих воспоминаний меня чуть было не вывернуло наизнанку. Стало противно, и меня затрясло. Главное, чтобы вечно пьяный и болтливый дед Герасим молчал. Главное, чтобы он молчал…
