— Только и всего?
— Да. А ты зачем мне звонил?
— Хотел сообщить, что очень сильно по тебе соскучился. Ты, Анька, у меня каждый день перед глазами стоишь. Ты, дождь, джаз и музыка…
— И именно поэтому ты звонил?
— Именно поэтому.
— Только и всего?
— Но это не так уж и мало. Неужели тебе неприятно, что я в тебя влюбился? Я не каждый день по уши влюбляюсь.
— Влюбился, значит?
— Да.
— Но ведь ты говорил, что у тебя ко мне не телефонный разговор?
— Ну, говорил.
— А зачем?
— Затем, что я очень хотел тебя увидеть. Ты даже не представляешь, как я соскучился.
— Вот как?
— А что тебя не устраивает?
Я засмеялась и, уперев руки в боки, крикнула:
— Ты что комедию ломаешь? Говори, если тебе есть что сказать!
— А что ты хочешь услышать?
Михаил был совершенно спокоен, и это наводило меня на мысль, что он держит меня за полную идиотку. Просто испытывает мое терпение на прочность и хочет, чтобы я раскололась первой. Мол, извини, Мишенька, но деньги, которые ты оставил в своей машине, у меня, но ты про них забудь, потому что не получишь из них ни центика. Я из-за этих денег столько натерпелась, что тебе и не снилось. Я вот сегодня мужика потеряла. Мне еще осталось только деньги потерять для полного счастья. Хорошенькое дело: ни мужика, ни денег. Ну уж нет, если жить без мужика, так хоть с деньгами. Так что, Мишенька, ты здесь комедию заканчивай ломать. Забудь про меня, и денежки. Забудь, дорогой, навсегда!
— Слушай, а как твой «Мерседес»? — спросила я.
— «Мерседес» как «Мерседес», что с ним может случиться?
— Ты на нем ездишь?
— Да, иногда.
— Ну и как?
— Нормально. Зверь, а не машина. Моей любимой маркой всегда был и навсегда останется «Мерседес». А что ты про него вспомнила?
— Да так. Просто, когда я на нем ехала, показалось, что у него рулевая тяга плохая.
— Правда? А я что-то не заметил. Нормальная у него тяга. А вообще, надо проверить.
— Ну если тяга нормальная, то рули дальше. Только смотри, куда заруливаешь. В мою жизнь больше не смей, — небрежно бросила я и направилась к выходу.
— Анька, стой, ты куда? — Михаил догнал меня и схватил за руку. — Я что-то не понял, ты к чему клонишь?
— Какая я тебе Анька? — заорала я. — Я известная женщина, хрен ты моржовый! Тебе небось даже и не снилось, что ты у меня автограф возьмешь, а ты меня Анькой называешь! Анька, знаешь, кто? Тоже мне нашел себе девочку! Я тебе не Анка-пулеметчица! Понятно, Мишка? Чапаев хренов! С завтрашнего дня будешь стоять в очереди за автографом!
— Ты чего орешь-то?! Что я тебе сделал? Смотрю, у тебя прямо звездная болезнь.
— Так есть с чего! Звездной болезнью болеть не страшно. От нее еще никто не умирал!
Я хотела вырвать руку, но Михаил крепко держал меня за локоть.
— Ань, ну прости, я не хотел тебя обидеть. Просто подумал, что после последней встречи мы стали намного ближе, роднее. Я решил, что мы уже можем обойтись без официального тона.
— Ты считаешь, что после одной совместной ночи люди становятся ближе?
— А почему бы и нет?
— Если мы с тобой трахнулись, то это совсем не означает, что породнились.
— Послушай, а ты такая…
— Какая?
— Как бы это мягче сказать? Циничная, что ли.
— Какая есть. Руку пусти. Мне пора.
— Но ведь ты же со мной поговорить хотела.
— О чем? О том, что у тебя рулевая тяга нормальная?
Неожиданно Михаил сменил тон:
— Ну давай поговорим про мой «Мерседес».
— Давай, — заволновалась и я. — Из него ничего не пропало?
— Пропало.
Михаил пристально посмотрел на меня, и у меня потемнело в глазах.
— И что же?
— Да так. Мне даже стыдно тебе об этом говорить.
— Ну почему, говори. Ты же сам сказал, что мы родные люди. У нас же с тобой была ночь любви, а это сближает.
— Ну что ты к словам-то цепляешься?! Да ладно, бог с ней, с этой мелочевкой.
— Да нет уж, ты скажи.
— Не буду.
— Мне уже и самой стало интересно, что же исчезло из твоего «Мерседеса»? У нас вообще-то двор хорошо охраняется. Машины еще ни разу не вскрывали. Говори, коли начал.
— В бардачке кто-то побывал.
— В бардачке?
— Да там у меня один договор лежал. Правда, он не такой и важный. Я его уже переделал и…
— И что еще?
— И денег немного.
— Надо же! У тебя в бардачке были деньги?
— Да, я же сказал.
— У нас с тобой само слово «немного» имеет разное значение. Сколько это по твоим понятиям? Не тяни резину. Я устала. Сколько?
— Договор лежал в клеенчатой папке. Там же квитанция. Ее нужно было оплатить. К квитанции были прикреплены скрепкой полторы тысячи. Я специально подготовил к оплате.
— Полторы тысячи чего? Долларов?
— Рублей. Я же тебе сказал, что пустяки.
— А что у тебя еще пропало?
— Больше ничего.
— Что, у тебя в бардачке больше ничего не было?
— Не было.
Я злобно смотрела на Михаила и чувствовала как во мне закипает бешенство. Этот человек в открытую надо мной издевается! Просто стоит, смотрит мне в лицо и издевается. Только непонятно, чего он добивается? Мне захотелось отвесить ему пощечину, потрясти за грудки или на худой конец наговорить гадостей.
— Ой, совсем забыл. У меня еще что-то пропало, — издевательски вспомнил Михаил.
— Что?
— Огнетушитель.
— Огнетушитель?
— Ну да.
— Какой?
— Автомобильный. Маленький. Я его месяц назад купил, а то гаишники иногда на дорогах цепляются. Аптечку проверяют, огнетушитель. Думаю, дай куплю. Что деньгами-то сорить без толку. Я уже устал штрафы платить. Они все думают, что, если машина дорогая, значит, денег много. Машина-то у меня, конечно, дорогая, да и деньги водятся. Только деньги свои я берегу. Это все вранье, что богатые денег не считают. Все считают, уж поверь мне.
При слове «деньги» Михаил многозначительно посмотрел на меня.
— Значит, говоришь, что у тебя огнетушитель пропал?
— Да хрен с ним. Я себе новый куплю. Он какой-то неудобный был. Из него пена плохо шла.
