Затем странный лик сгинул, вместе с голосом, а Вадим будто вынырнул на поверхность – мокрый от пота, хватая ртом воздух. Чёрт, что это было? – недоумевал он. К чему я прикоснулся? Вообще я к Юльке попал или заблудился?
Переводя дух, Вадим покачал головой: называется, отвлёкся. Кто мог знать, что это потребует столько сил! Может, меня всё же не хотели впускать?
2. Гнездо
Из коридора тихонько постучали.
– Да-да, – сказал Вадим рассеянно, хотя за шагами следил едва не с верхнего этажа. – Сейчас.
Затем он поднялся и открыл дверь, пропустив внутрь Алису.
– Ну что, котяра, нагулялся? – первым делом спросила она, привычно, будто подчиняясь уставу здешнего монастыря, сбрасывая халатик на спинку стула, а на сиденье опуская неизменный пакет.
– Да уж, – с ухмылкой подтвердил Вадим. – Не приведи бог!..
Сегодня на Алисе оказалось поменьше металла и каменьев, однако до полной наготы было ехать и ехать. Как ни старалась женщина угодить Вадиму, что-то ей мешало – интересно, что? Как тут насчёт соотношения Хаоса и Порядка? И какова ситуация с совестью – вообще, какой у Алисы круг подобия? Слишком она всеядна, а ублажить каждого довольно сложно – почти всегда это кончается плачевно.
Однако внутрь себя красавица не звала (если опустить анатомию), а заходить без спросу Вадим не решался. И побаивался, если честно: кто знает, чего могло там скопиться?
– Как дела сегодня? – спросил он. – «Что у нас плохого?»
– Сегодня – замечательно, – похвалилась женщина без видимой радости. – Марк даже не возникал. Заработался отче наш, слава Всевышнему!
– А на службе как? – продолжал допытываться Вадим. – У многих ты сидела на коленях?
Не ответив, Алиса забралась с ногами на диван – как и обычно, не сбрасывая туфелек. Порнофильмов, что ли, пересмотрела? Там даже ванны принимают в обуви, будто самое непристойное, что у человека имеется, – его ступни.
Рассеянно женщина подняла со стола оставленную Тимом дискетку, повертела в руках. Только сейчас Вадим заметил, что к золотым колечкам, продетым через её соски и пупочную складку, добавились ещё два, подвешенные совсем уж в непотребном месте. А он удивлялся, откуда в перезвоне, сопровождавшем каждый Алисин шаг, возникли новые тона!..
– Тошно мне, – сообщила гостья со вздохом. – Может, съела чего? Ты поройся в пакете – к чаю и вообще.
– Скандалов недобрала, – предположил Вадим. – Наверно, за этим и снизошла?
– С тебя-то здесь какой прок? – фыркнула Алиса. – Ещё меньше, чем в постели. Лось, называется!
– Тогда зачем?
– Как всегда: за массажем и помывкой. Или свой ненаглядный чан ты для соплячек бережёшь?
– Для одной, – уточнил Вадим. – Но эту теперь есть кому ублажать. И уж у неё проблем с водой не бывает.
– Да? – вскинула бровь женщина. – Кажется, тебя бортанули наконец? Это радует.
Впрочем, она и сама в это не верила. Смотавшись на кухню, Вадим поставил перед гостьей дымящуюся пиалу – с тем же ароматным колдовским чаем, заваренным загодя. Потом принялся раскладывать по тарелкам дань самой Алисы, уже становившуюся ежевечерней.
И тут по потолку гулко протопали, словно бы пробежала лошадь, – так, что задребезжали стёкла в окне и качнулась люстра.
– Господи, что это? – вздрогнула Алиса.
– Так мы живём: друг у друга на головах, – усмехнулся Вадим. – И едва не пихаемся локтями во сне, ибо кровати стоят вплотную, разделённые хилой перегородкой, – и кто знает, кто лежит рядом?
– Ах ты, кобель!..
– А когда из-за стены доносятся ахи да стоны – это ж песня! Кто на сытом Западе такое помнит?
– То ли ещё будет, когда переселят в людятник! – пригрозила она. – Допрыгаешься ты.
– Это называется социальное расслоение. Кому-то становится лучше, но большинству – хуже. И если бы воздавалось по заслугам!..
– Вадичек, я тебе нравлюсь? – сменила Алиса тему.
– Сегодня меньше, чем вчера. Опять прибавила кило.
– Это называется целлюлит.
– Расскажи тому, кто тебя не знает! Если б ты вкалывала в полную силу да ограничивала себя хоть в чём…
– Может, хватит болтать?
– А?
– Займись наконец делом.
– Как скажешь.
Пододвинув столик к диванному изголовью, Вадим уложил женщину на спину, а сам присел у неё в ногах, всё-таки решившись Алису разуть – она не возражала. Потом принялся её разминать, как и обычно, начав с дальних подступов.
– Осторожней! – с внезапным раздражением прикрикнула она, а когда Вадим отдёрнул руки, добавила мягче: – Больно же, дурачок!
Он и сам ощутил, как по пальцам хлестнуло разрядами. Ни фига себе! Такого перепада меж ними ещё не случалось.
– Ты где была сегодня? – спросил Вадим, настораживаясь. – В какую грязь опять влетела?
– Что ты выдумал!..
– Хватит, Алиса, шутки кончились! Думаешь, я смогу вечно удерживать тебя на краю? Если сама себя не бережёшь…
– О чём ты, Вадичек?
– О том, что с каждым днём ты уходишь всё дальше. Сколько сил я ни трачу на тебя, они проваливаются точно в прорву, ибо кто-то, на стороне, забирает у тебя ещё больше. Бог мой, Алиска, ведь ты закрылась от меня наглухо!
– Разве? – со странной улыбкой спросила она и слегка раздвинула колени: – А так?
– А так ещё больше, – ответил Вадим. – Ты старательно демонстрируешь открытость, но лишь играешь её, как одну из Студийных ролей.
– Вот как? – Улыбка застыла на её лице, как приклеенная, – впрочем, при такой практике это не требовало от Алисы усилий. – А зачем? По-твоему, я заряжаюсь у тебя жизне-силой, как прочие твои «дружки»? – Она пожала плечами. – Если и так – подумаешь! Одним нахлебником больше.
– Да мне не жаль – упейтесь. Но ведь ты берёшь не только энергию?
– Не только? – эхом отозвалась Алиса, наконец перестав улыбаться.
– Ну да, я только сейчас сообразил. После тебя мне каждый раз делалось легче – не то что после других. Потому, наверно, и зачастил к тебе.
– Эгоист!
– Все – эгоисты, – согласился он. – Не все признаются. Но странно, правда? Если б ты забирала жизне-силу, мне становилось бы хуже, потому что мысле-облако лишалось бы последних покровов. Но ведь ты не обычный энерго-вампир.
– Кто же тогда?
– Ты забираешь у меня Хаос, – сказал Вадим. – Разряжаешь моё облако. Оттого оно и ноет меньше, что теряет чуткость: падает разница между ним и средой… Зачем тебе, Лисонька, – что ли, по служебным надобностям? Но ведь на Студии вы рождаете только мёртвых!
