Бестужев замолчал, и в этот момент у Анны зазвонил мобильный телефон. Она ответила.
— Анна Николаевна Шувалова? — спросил мужской голос.
— Да, это я, — почти шепотом, чтобы не мешать разговору с Бестужевым, ответила Анна. Голос собеседника не был ей знаком. — С кем имею честь?
— Наконец-то! Нам стоило определенных усилий разыскать ваш номер телефона. Вас беспокоят с дачи Дубянского, вы ведь с коллегами побывали там некоторое время тому назад, не так ли?
— Что вам угодно? — Анна на всякий случай отвернулась к окну и прикрыла телефон рукой.
— Видите ли, вы взяли у нас одну вещь, которая имеет большую историческую ценность. Думаю, вы догадываетесь, о чем идет речь. Мы бы просили вас вернуть ее — а нам известно, что она у вас, — пока мы не обратились в милицию. У нас есть связи в правоохранительных органах, поверьте мне на слово, а также видеозаписи с камер наблюдения снаружи и внутри дома, где все четко видно. Вас просто посадят. Ну зачем такой очаровательной женщине проблемы с законом?
У Анны внутри все похолодело. Продолжая разговаривать, она повернулась лицом к кровати Бестужева.
— Но разве вы… — Вопрос застрял у нее в горле. Она встретилась взглядом с Артуром, но в его глазах читались только боль и недоумение. Анна вдруг сообразила, что ей нужно делать. — Как, где и когда мы можем встретиться?
— А вы приезжайте к нам, ведь уже знаете куда. Прямо сегодня вечером и приезжайте. Я думаю, откладывать нашу встречу не стоит. Только на этот раз — без сопровождения, пожалуйста. Там и потолкуем.
— Хорошо, я буду, — коротко сказала Анна и выключила телефон. Она уже приняла решение пока ничего не говорить Артуру — сначала надо было во всем разобраться самой.
— Что-то важное? — спросил Трубецкой. — У тебя на лице написано беспокойство.
— Нет-нет, все в порядке. — Анна взяла себя в руки и улыбнулась как можно более беззаботно. — Просто знакомые просят заехать вечером. — И приветливо поинтересовалась у Бестужева: — Когда обратно в строй?
* * *
— Ларец пуст. — Секретарь епископа говорил по мобильному телефону. Он стоял возле открытого сейфа рядом с лежащим на полу священником, который, судя по всему, был без сознания. Однако было очевидно, что ларец занимает секретаря значительно больше, чем состояние здоровья его патрона.
— А как себя чувствует наш впечатлительный друг? — поинтересовался собеседник.
— Он без сознания. Я думаю, что, кроме психологического шока, он здорово ударился головой об пол. Но дышит, — без тени сострадания ответил секретарь.
— В общем-то, он нам больше не нужен. Приготовьте ему настойку, и пусть спит спокойно. А вы действуйте так, как договорились. — Разговор был закончен.
Секретарь спрятал телефон, взял жезл и прошел с ним в свой кабинет, где была оборудована небольшая лаборатория. Там он достал прямоугольную полую металлическую форму подходящего размера, а также несколько других посудин, наполненных различными жидкостями и порошками. Он смешал их в определенной пропорции в большой стеклянной колбе, а затем подогрел ее содержимое на горелке. Когда смесь стала однородной по консистенции, он, не мешкая, вылил ее в форму. Прямо на глазах пенистая смесь стала затвердевать, заполняя форму ровно наполовину. Тогда он положил сверху жезл и чуточку притопил его в затвердевающий раствор. После этого повторил те же действия и приготовил вторую часть смеси, которую влил в уже наполовину заполненную твердым веществом коробку. Когда все было закончено, он просто снял верхнюю половину затвердевшего вещества и вынул жезл. Теперь в коробке была идеально изготовленная форма для отливки, если понадобится, любого количества таких жезлов. Оригинал же можно было возвращать владельцу, ведь теперь это был единственный способ обнаружить следы истинного ларца.
Епископ пришел в себя на кровати в собственной спальне. Рядом с ним, излучая участие и сострадание, сидел его верный секретарь.
— Что со мной случилось? — спросил епископ слабым голосом.
— Ваше преосвященство, очевидно, вы потеряли сознание и упали — там, возле сейфа, — и я перенес вас сюда.
Епископ вдруг все вспомнил. Пустой ларец! Он сделал попытку привстать на кровати, но секретарь его удержал.
— Вам нельзя так резко вставать, у вас сильный ушиб головы, — озабоченно сказал он.
— Где жезл? — спросил епископ, снова откинувшись на подушки.
— Он здесь, не волнуйтесь, я побеспокоился о том, чтобы он случайно не потерялся, — заверил его секретарь.
— А ларец?
— Стоит, где и был. Он ведь пуст. И теперь бесполезен.
— Ты не должен был к нему прикасаться! — с тревогой в голосе выговорил епископ. — Забудь, забудь сейчас же и навеки, что ты его видел!
— Хорошо, ваше преосвященство, только не волнуйтесь, я сделаю все, что пожелаете, — смиренно ответил секретарь. — А теперь прошу, выпейте эту настойку, она успокоит и укрепит вас. — Он подал епископу чашку с ароматно пахнущей жидкостью. Тот сделал глоток. Напиток был горьковатым, но по-своему приятным на вкус. На какое-то мгновение в голове епископа и вправду прояснилось.
— Ты должен закрыть ларец и спрятать его обратно в сейф… Нет, лучше ничего не трогай, я сам… Нет, пожалуй… ты… позови… мне… — Речь епископа вдруг начала терять связность, и, кроме отдельных хрипящих звуков, уже невозможно было разобрать, о чем он говорит.
Секретарь снова протянул ему чашку с питьем. Перед тем как сделать второй глоток, епископ встретился взглядом со своим верным секретарем и успел осознать, что глаза того вдруг сделались пусты и безучастны. Прочитал ли он в них свой конец, об этом теперь известно только двоим: самому епископу и Царю Небесному, перед которым он предстал, как и подобает служителю Церкви, полный смирения и раскаяния.
Глава 19
Встреча на даче
Шувалова подъехала к бывшей даче Дубянского, когда уже начало темнеть. На этот раз на звонок в дверь откликнулись сразу. Щелкнул замок, и калитка отворилась, пропуская гостью внутрь. Анну встретил все тот же невозмутимый слуга, который как ни в чем не бывало, будто это и не он с пистолетом в руках пытался их задержать несколько дней тому назад, пригласил ее в гостиную. Затем зажег свечи, предложил кофе, от которого она отказалась, и удалился.
Через минуту в комнату вошел мужчина лет сорока — сорока пяти, которого Анна охарактеризовала бы коротко: холеный. Все в нем было в порядке: чисто выбритый, белозубый, аккуратнейшая стрижка, маникюр, безукоризненная сорочка и блейзер, выглаженные брючки, начищенные туфли. Просто образец респектабельности, но никакой теплоты. Впрочем, теплоты от него Анне и не требовалось.
— Добрый вечер, Анна Николаевна. Спасибо, что согласились приехать, — сказал он, подойдя поближе к гостье. Однако руки она не подала, что, как ей показалось, ему было не очень приятно. «Обойдется», — подумала Анна.
