Из дневника Ф. И. Дубянского:
«С Божьей помощью и милостью Всевышнего в лето 1744 года от Рождества Христова императрица Елизавета Петровна посетила славный и милый ее сердцу Киев. Приготовления к этому путешествию заняли целый год, и было оно многочудным и достойным, чтобы о нем знали потомки.
Первый поезд из двух дюжин карет отбыл из Петербурга в Киев 26 июля. В каретах того поезда находились наследник престола великий князь Петр Федорович с обрученною невестою своей — великой княгиней Екатериной Алексеевной и ее матерью, принцессой Елизаветой Ангальт-Цербстской. Сама императрица отправилась в Малороссию на следующий день. В ее свите, состоявшей из 230 человек, были граф Михаил Воронцов, только что назначенный вице-канцлером, а также епископы Платон Малиновский и Арсений Могилянский (комментарий на полях гласил: „Позднее епископ Арсений стал митрополитом Киевским“). Тешился и я оказии вновь посетить чудный град Киев и Могилянскую академию, где учился и умом прозрел.
Упомянем особо, что в путешествии государыню нашу неотступно сопровождал тайный супруг ее граф Алексей Разумовский, который родом был из Козельца, что под Киевом. Брак этот я благословил собственноручно и венчал их 24 числа ноября месяца 1742 года вдали от светских сплетен и дворцовой суеты в церкви Воскресения села Перово, что под Москвой. И был их союз угоден Господу, ибо по воле Божьей всякому человеку свойственно, и надобно, и надлежит жить в паре и по любви, а они истинно любили друг друга.
Ибо сказал святой апостол Павел в послании к коринфянам: „Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я подобен меди звенящей или кимвалу бряцающему; Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто; И если я раздам все, что имею, и отдам тело мое на сожжение, но любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь терпелива, любовь добра. Любовь не завидует, не творит зла, не гордится, не бесчинствует, не знает грубости и корысти, не спешит гневаться, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. Любовь все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…“ Для царственных же особ соединение по любви есть редкость и роскошь чрезвычайная, о которой они часто и не помышляют. А ведь то, что Господом предопределено в судьбе человеческой, свершиться может лишь по взаимному согласию двоих и через их душевное притяжение. Ведь спросили же Иисуса: „Когда придет Царствие Божие?“ И ответил Спаситель: „Царствие Божие уже пришло тогда, когда двое перестали быть двумя и стали едины…“ Потому и совершил я это богоугодное дело по своему разумению, во имя Господа нашего Иисуса Христа и на благо России…
Итак, случилось это путешествие в 1744 году. Однако приготовления к венценосному визиту начались годом ранее. Сразу по уведомлении о планах императрицы тогдашний киевский генерал-губернатор генерал-аншеф Михаил Леонтьев, который в свое время побывал президентом Малороссийского правления и в том качестве снискал себе особое покровительство императрицы, строго предписал чиновникам на местах привести в порядок дороги и мосты, находящиеся на пути следования императрицы по большому тракту Санкт-Петербург — Киев. Назначенные им офицеры для особых поручений согнали на эти работы огромное количество крепостных людей. Одна только Киево-Печерская лавра, имевшая обширные заселенные земли за Днепром, в течение нескольких месяцев ежедневно высылала на работы более тысячи принадлежавших ей крестьян.
Тем временем Михаил Леонтьев самолично подыскивал апартаменты для размещения высокой гостьи. Поначалу он намеревался предоставить в распоряжение императрицы губернаторский дом. Кроме того, в 1744 году планировалось окончание возведения на средства Лавры части Кловского дворца, где можно было бы поместить императрицу и челядь. Однако в апреле 1743 года архимандрит Киево-Печерской лавры Тимофей Щербацкий написал в Петербург графу Алексею Разумовскому письмо. В оном он сетовал на то, что „для пребывания императрицы местное начальство хоть и назначило дом, в котором прежде жили губернаторы, но поелику он стоит на скудном месте и даже не имеет при себе сада, то не благоугодно ли будет Ее Величеству остановиться в лавре, в архимандритских кельях, имеющих для себя различные удобства, с садом, виноградником для прогулок и прекрасным видом на Днепр и Заднепровье. Притом для государыни будет приятнее это помещение и потому еще, что родитель ея, император Петр I, во время посещения Киева всегда жил в сих кельях“.
Предложение архимандрита было благосклонно принято в столице, и в июне архимандрит Тимофей получил от графа Разумовского ответное послание с уведомлением, что государыня изволила назначить свое пребывание в лаврских архимандритских покоях и что для обустройства оных назначен особый офицер. Тогда же указом сената и по требованию генерал-губернатора лавре было предписано выделить лошадей, заготовить провизию и всякую потребную для проживания высокой гостьи утварь.
К слову сказать, царица опасалась заразиться в Киеве оспой, резонно заметив как-то, что в Киев на богомолье стекаются тысячи недужных простолюдинов, в том числе и из губерний, где в тот год свирепствовала прилипчивая болезнь. Посему из столицы пришло повеление предпринять самые суровые меры предосторожности, дабы избавить венценосную путешественницу от опасного заражения.
Поезд наш двигался через Глухов на Киев. Во время путешествия императрица часто выходила из экипажа и по нескольку часов кряду шла пешком. К тому же в те дни императрица все еще была расстроена историей с высылкой из Петербурга французского посла Шетарди, однако вскоре настроение Ее Императорского Величества улучшилось. (В этом месте рукописи была сделана, очевидно, более поздняя вставка, написанная явно другой рукой: „Высылкой Шетарди закончились его интриги против сенатора и вице-канцлера Бестужева-Рюмина. Как и большинство деятелей при дворе, тот весьма охотно брал взятки; тем не менее ни французской, ни прусской дипломатии не удалось его подкупить. Назло всем врагам и друзьям он вел ту политику, какую считал нужной. Именно по указанию вице-канцлера была перехвачена, дешифрована и представлена Елизавете переписка Шетарди с версальским двором. Императрица нашла в письмах нелестные отзывы и комментарии о придворных нравах и быте Петербурга, а главное — о себе самой. В июне 1744 года с громким скандалом Шетарди был выслан из России. Разоблачение Шетарди укрепило положение графа Бестужева-Рюмина, который в июле 1744 года был назначен великим канцлером. Хитер был граф, мстителен, неблагодарен и жизни невоздержной, но трудолюбив и умом разборчив“.)
В селе Толстодубово, что на Глуховском тракте, была приготовлена особо торжественная встреча государыни, которая и удивила, и позабавила Ее Величество. Десять реестровых полков, два компанейских и несколько команд надворной гетманской хоругви под начальством генерального обозного Якова Лизогуба расположились у Глухова в одну линию, в две шеренги. Первый полк, отсалютовавши государыне знаменами и саблями, пропустив ее экипаж вперед, поворачивался рядами с правого фланга и проходил позади прочих полков в конец линии, где опять становился во фронт. То же делал второй полк и прочие. Таким образом, получилась непрерывная линия войск от Глухова до самого места ночлега императрицы.
