— Есть тут один человек, который знает кое-что. Но его услуги стоят денег, — сказал он Туллию.
— Сколько? — спросил тот.
— Сто динариев, — последовал ответ. — Это тому человеку. И столько же мне.
«Жадность и стремление к наживе когда-нибудь погубят этот народ», — подумал Туллий, ибо запрашиваемая сумма была по тем временам весьма значительной. Но и возвращаться к императору, не закончив расследование, он не хотел.
— Я согласен. Вот деньги. Веди меня к нему. — Он достал кошелек с монетами и передал его Баруху.
— Есть еще одно условие, — как бы нехотя произнес начальник храмовой стражи, приняв деньги. — Тот человек останется для тебя невидимым. Ты лишь услышишь его голос.
Туллий чуть было не вскипел от возмущения: мало того, что такие деньги взял, так он еще и условия ставит! Но потом взял себя в руки и сказал:
— Пусть так, пойдем же скорее.
Они вышли за стены города, когда уже стемнело. Небо было затянуто облаками, и лунный свет с трудом пробивал себе дорогу к земле. В небольшой оливковой роще, неподалеку от Яффских ворот, Барух оставил Тита Валерия одного. Несколько минут напряженного ожидания в темноте, в течение которых он уже успел трижды пожалеть, что ввязался в эту недешевую и, видимо, опасную историю, показались Туллию вечностью. Наконец у него за спиной раздался низкий голос:
— Спрашивай, но не оборачивайся.
Тит Валерий от неожиданности вздрогнул, но сумел сохранить спокойствие.
— Я хочу знать, что произошло на суде у Гая Понтия Пилата с подсудимым Иешуа из Назарета Галилейского три года тому назад, — не оборачиваясь, произнес он.
— Зачем тебе это?
— Я заплатил двести серебряных динариев, чтобы получить ответы на свои вопросы, а не отвечать на твои! — ответил Туллий.
— Ты прав, это справедливо. Я расскажу тебе все.
* * *
По дороге назад, в Кейсарию, где он снова должен был встретиться с Пилатом, Тит Валерий Туллий поймал себя на мысли, что в этом деле он по-прежнему понимает немного. Точнее, почти ничего не понимает. Если ему были более-менее ясны мотивы, побудившие первосвященника Каифу арестовать Иешуа из Назарета, то он отказывался понимать причины поступков самого Иешуа, некоторых из его учеников и, наконец, префекта Иудеи Гая Понтия Пилата. Почему бродячий философ не предпринял никаких попыток скрыться или спасти себя, ведь он наверняка знал о грозящей ему опасности? В многолюдном предпраздничном Ершалаиме скрыться было легко и просто, но он этого не сделал. Далее, почему те люди, которые сопровождали его, не стали защищать своего учителя, а просто разбежались? Откуда храмовая стража узнала, где будет Иешуа тем вечером? Какова была истинная цель нападения на солдат со стороны одного из учеников? Почему Пилат принял решение обмануть Каифу и сохранить жизнь Иешуа? Какова во всем этом роль секретаря претории Марка? Вопросы, одни вопросы… С таким багажом возвращаться на Капри было просто невозможно.
В этот раз Пилат встретил Туллия более приветливо, хотя и по-прежнему настороженно. Они неспешно отобедали на террасе, выпили хорошего вина, обсудили последние новости из Рима. Только потом Тит Валерий решился задать префекту мучившие его вопросы. Пилат, не проронив ни слова, внимательно выслушал посланника императора. Когда Туллий закончил, воцарилась тишина, нарушаемая лишь криками чаек да шумом морского прибоя. Наконец Пилат заговорил слегка дрожащим, как показалось Титу Валерию, голосом. На этот раз он не стал делать вид, будто не помнит бродягу Иешуа из Назарета Галилейского, которого он судил около трех лет назад.
— Наверное, я совершил ошибку, сохранив тогда жизнь этому смутьяну, — произнес после паузы Пилат. — Это все писарь Марк, это была его идея. Я дал убедить себя, что для империи будет лучше не создавать из Иешуа мученика, которого впоследствии иудеи могли бы признать мессией, казненным по приказу Рима, и использовать его казнь как повод для бунта. Такое развитие событий могло привести к восстанию, а у меня в тот момент не было достаточно войск, чтобы подавить его. Поэтому я решил сохранить Иешуа жизнь, запретив ему появляться в Иудее, Галилее и Самарии под страхом немедленной и страшной смерти. Понимаешь, меня ввел в заблуждение тот факт, что Каифа с Иродом сами могли легко расправиться с ним, но почему-то не сделали этого. Зная их ненависть к Риму, я предположил, что их действия были направлены против кесаря и интересов государства. Теперь же я вижу, что лучше было бы просто казнить этого Иешуа.
Он замолчал на мгновение, а затем вдруг произнес:
— Знаешь, друг мой, а ведь этот бродяга так и сказал мне тогда, во время допроса, что ему безразлично, приговорят его к казни или нет (это, мол, все предопределено свыше), и что все равно сбудется воля Отца его небесного… А вдруг он и впрямь был сыном иудейского Бога?
— Я не уполномочен обсуждать такие вопросы. А вот то, что кто-то должен быть покаран за случившееся, — это факт. — Туллий выглядел крайне серьезным и сосредоточенным.
— Пусть это будет Марк, — вдруг предложил Пилат. — Ведь мы с тобой всадники, братья по оружию, а он кто? Простой писарь.
— Хорошо, — Туллий кивнул, — это выход. Но я должен, учитывая нашу старую дружбу, рассказать тебе еще кое-что. — И он поведал Пилату о своем разговоре с таинственным незнакомцем, который в точности знал обо всем, что происходило тогда на суде.
Префект на несколько мгновений задумался.
— Афраний! — вдруг вскричал Пилат. — Это же был Афраний! О боги! Как же я сразу не догадался?! Только он мог знать все подробности. Только он мог подслушивать, как всегда! И это он написал донос кесарю! Теперь я понимаю! Предатель! Подлый предатель!
Даже отъехав от дома префекта на приличное расстояние, Тит Валерий Туллий все еще слышал, как кричал взбешенный Пилат.
* * *
Возвращение Туллия в Рим прошло без приключений. Затем он посетил Капри, где изложил обнаруженные им обстоятельства дела императору. Вердикт Тиберия бы краток:
— Префекта Гая Понтия Пилата отозвать в Рим для дальнейшего разбирательства. Римскому наместнику, который столько лет управлял провинцией, непростительно делать подобные ошибки. Писаря Марка арестовать и отправить на каторгу. Десяти лет, я надеюсь, ему будет достаточно, чтобы стать на путь исправления. Пусть в следующий раз подумает дважды, прежде чем давать советы римскому префекту. Первосвященника иудейского Иосифа Каифу сместить, пусть не строит козни против Рима. Ну а ты, мой друг, заслужил награду. — Тиберий снял с пальца перстень с огромным кроваво-красным рубином и протянул его Туллию: — Благодарю тебя за отличную работу, ступай.
Тем же вечером римскому наместнику в Сирии Вителлию был отправлен письменный приказ императора, и воля Тиберия была исполнена. Пилата отозвали в Рим, но, пока он добирался до столицы, Тиберий неожиданно умер. Пришедшему ему на смену императору Гаю Калигуле не было до бывшего префекта Иудеи никакого дела, и Пилат, вернувшись в Европу, купил в Галлии большое поместье, где и прожил остаток дней и умер в одиночестве. Да-да, именно в одиночестве, ибо супруга покинула его сразу после смерти их сына, которая случилась три года тому назад вскоре за происшедшими в Иудее событиями.
