Роберт фыркнул и снял очки. Стены комнаты из голых шлакоблоков пусты, не считая койки, на которой он лежал, да грубых проволочных конструкций, занимавших пространство там, где на картинке стояли кушетка и стол. Окно отсутствовало. Запах помойки просачивался через вентилятор и в щель под обшарпанной дверью.
Роберт поставил подголовник на место и разорвал первую упаковку. Глядя в окно на проезжавшие мимо «Доджи», «Форды» и «Шеви» конца пятидесятых, он вызывал в памяти жаркий день в Далласе и ощущение нагретого металлического борта машины под рукой до тех пор, пока не убедился, что последовательность событий запущена правильно.
Он приблизил к носу пятнадцатиминутный флакон и щелкнул крышкой.
Кэрол вызвали записывать дачу показаний, которая должна была начаться в кабинете окружного прокурора в 10 утра, но ответственный за процедуру заперся у себя, где до 10.30 смотрел флэш о любимой рыбалке. Престарелая свидетельница задерживалась на полчаса, представитель стороны защиты вообще не появился, у видеотехника была назначена другая встреча на 11.00, а парамедик, которому по закону полагалось дать свидетелю флэшбэк, позвонил сказать, что он застрял в пробке. Свидетеля пришлось отпустить, и Кэрол убрала клавиатуру.
— Ну и черт с ними, — сказал младший помощник окружного прокурора, — старуха все равно не согласилась бы принимать флэш. Безнадежное дело.
Кэрол кивнула. Свидетель, который отказывается подвергнуться допросу сразу после приема флэша, либо лжет, либо помешался на почве религии. Пожилая темнокожая женщина, чьи показания они пытались снять, не была фанатично верующей. Однако, несмотря на то что показания, данные под влиянием флэша, юридической силы не имели, ни один судья не поверил бы словам свидетеля, отказавшегося заново пережить событие перед тем, как отвечать на вопросы. Записанные на видео показания, данные после флэша, почти полностью заменили участие свидетелей в уголовных процессах.
— Если я вызову ее на суд живьем, все будут знать, что она лжет, — сказал Дейл Фрич, когда они остановились у кофе-машины. — Флэш, может быть, вызывает зависимость и вредит производительности труда, зато мы знаем, что он не лжет.
Кэрол взяла протянутую чашку кофе, насыпала в нее сахар и сказала:
— Иногда лжет.
Фрич поднял бровь.
Кэрол рассказала об отце.
— Господи, твой отец был спецагентом на службе у ДжФК? Это круто.
Кэрол пригубила горячий кофе и потрясла головой:
— Нет, не был. Это как раз самое странное. Агента, который прыгнул на багажник машины Кеннеди пятьдесят лет назад, звали Клинт Хилл. Ему было тридцать с чем-то, когда застрелили президента. Мой отец до самой пенсии работал оценщиком в страховой компании. Когда убили Кеннеди, он еще учился в школе.
Дейл Фрич нахмурился:
— Но флэшбэк позволяет переживать только свои воспоминания…
Кэрол крепче сжала стаканчик с кофе:
— Ага. Только если ты не псих и не страдаешь Альцгеймером. Или и то, и другое.
Помощник прокурора кивнул и пососал палочку для размешивания кофе.
— Я слышал насчет фальшивых флэшей у шизиков, но… — Тут он поднял голову. — Слушай, Кэрол… я… э-э-э… извини.
Кэрол попыталась улыбнуться:
— Все в порядке. Специалисты из медикейд не считают, что папа шизофреник, но в тесте на Альцгеймера он недобрал до десяти…
— Сколько ему лет? — спросил Фрич, бросая взгляд на часы.
— Только что исполнилось семьдесят, — сказала Кэрол. — Одним словом, никто не может сказать, почему он видит чужие воспоминания. Все, что рекомендуют врачи, — это не принимать флэш.
Фрич улыбнулся:
— И он выполняет их рекомендации?
Кэрол выбросила пустой стаканчик:
— Папа уверен, что в стране все так дерьмово именно потому, что пятьдесят лет назад он не успел встать между президентом и пулей. Он думает, что если успеет чуть раньше, то Кеннеди переживет двадцать второе ноября, и история исправится задним числом.
Помощник окружного прокурора стоял и расправлял галстук.
— Что ж, в одном он прав, — согласился он, забрасывая пустой стакан в контейнер для переработки. — Страна по уши в дерьме.
Вэл стоял напротив школы и размышлял, не пристрелить ли ему мистера Лоера, учителя истории. Причины, по которым он этого не сделал, были очевидны: во-первых, все школьные входы и выходы были снабжены металлоискателями, а в холлах сидели копы; во-вторых, даже если он войдет внутрь и сделает, что задумал, его все равно поймают. Что за радость пересматривать такой флэш, если придется это делать в русском ГУЛАГе? Вэлу не довелось жить в то время, когда американских преступников еще не отправляли в Российскую Республику целыми кораблями, поэтому мысль о том, чтобы мотать срок в сибирском ГУЛАГе, не казалась ему странной. Однажды, когда дед при нем заметил, что так было не всегда, Вэл ухмыльнулся и сказал:
— Черт, неужели мы когда-то считали, что русским есть что продавать, кроме мест в лагерях?
Дед ничего не ответил.
Вэл поправил 32-й за поясом и побрел прочь от школы, направляясь к торговому центру у междугородного шоссе. Штука состояла в том, чтобы выбрать кого-нибудь наугад, грохнуть, бросить пистолет где-нибудь, где его не найдут, и сделать ноги. Он будет сидеть дома и смотреть АйТиВи, когда в новостях сообщат об очередном бессмысленном убийстве, связанном, по мнению полиции, с флэшбэком.
Вэл настроил очки так, чтобы все женщины, встреченные по дороге, казались голыми, и зашагал, набирая скорость, к торговому центру.
Кэрол ждет парня, с которым встречается в старших классах. Она оглядывает свою блузку с рюшами а-ля Мадонна, чтобы убедиться, что антиперспирант не подвел, и продолжает стоять на перекрестке, переминаясь с ноги на ногу. Она видит, как почти новый 93-й «Камаро» Нэда рассекает движение и, визжа тормозами, останавливается рядом, — и вот она уже садится на заднее сиденье рядом с Кэти.
Как всегда во время этого флэша, Кэрол обмирает, видя себя в зеркале заднего вида, в которое она смотрится, чтобы проверить макияж. Ее волосы выбриты с боков, выкрашены и стоят посреди головы игольчатым гребнем, в левом ухе сверкают три фальшивых бриллианта, а щедро наложенная тушь и подводка для глаз делают ее похожей на яркую картинку. Кэрол испытывает шок не только от того, что видит себя молодой и лысой, но и от того, что чувствует в себе энергию. Она ощущает, как легка походка, как упруги мускулы и грудь, как парит ее душа. Более того, она чувствует, как несутся мысли, задорный оптимизм которых так же отличается от тяжкой поступи повседневных дум о будущем-настоящем, как ее тогдашний вид не похож на то, что она представляет собой в тогда-сейчас.
Кэти болтает, но Кэрол, не обращая внимания на трескотню, просто наслаждается видом подруги. В последнем классе Кэти бросила школу, а потом совсем пропала из виду, и Кэрол не вспоминала о ней до тех пор, пока осенью 98-го года какая-то подруга не сказала ей, что Кэти погибла в автокатастрофе в Канаде. Как всегда, Кэрол испытывает прилив теплых чувств к старой подруге и с трудом подавляет желание предупредить ее, чтобы она не ездила со своим бойфрендом в Ванкувер. Но вместо предупреждения из ее рта начинает сыпаться всякая ерунда о том, кто кому в тот день написал в школе записку. Пульс у нее учащается, а щеки заливаются краской, так она старательно избегает говорить с незнакомым парнем на переднем сиденье.
