Мэтт говорит в точности то, что я сама думаю. Хочется немедленно рвануть к нему, чтобы быть вместе, но способа попасть туда просто не существует. Остается только утешиться, сказав, как я его люблю. Мне ужасно хочется произнести эти слова вслух, чтобы он их услышал.
Я открываю рот, чтобы сделать это, но в этот момент телефон Мэтта начинает пищать.
— Повиси секундочку, — просит он. — Я думаю, это мама.
— Давай, — отвечаю я.
Мэтт переключается на вторую линию, а я раздумываю, как лучше сказать: «Мэтт, я тебя люблю» или «Я люблю тебя, Мэтт», двигая ногами в такт музыке, которую передает оператор для абонентов, находящихся в режиме ожидания. Мимо незанятого телефоном уха пролетает муха, и я, подняв руку, отмахиваюсь от нее. Мне так хорошо, что я начинаю подпевать, гадая, о чем Мэтт сейчас разговаривает с мамой. Прошло уже несколько десятков секунд, но меня это не печалит — я могла бы ждать и целый день.
В этот момент кто-то звонит по второй линии и мне. Я быстро переключаюсь, надеясь услышать голос Меган и поделиться с ней прекрасными новостями прежде, чем Мэтт закончит разговор с мамой.
— Алло? — спрашиваю я обрадованно.
— Следует чаще убираться в комнате, Дэйзи.
Я сразу узнаю этот шепелявый голос; у меня от него мурашки по коже.
— Кто это? — спрашиваю я, храбрясь и борясь с ужасом, расползающимся по телу, подобно смертельному яду.
— Подумай, Дэйзи, — предлагает мужчина. — Я уверен, ты знаешь, кто это.
— Это… — начинаю я, но, не договорив, умолкаю. — Это Бог?
— Динь-дон, динь-динь-дон! Мы знаем имя победителя! — напевает мужчина с фальшивой веселостью. Я перестаю дышать.
Мысленно я благодарю Мэйсона за то, что интуиция его в очередной раз не подвела: он спрятал нас в Техасе, не сказав об этом никому, даже Богу. И он сделал это не зря: Бог явно не знает, где нас искать, раз уж он обшаривает мою спальню.
Мне становится чуть легче. По крайней мере, до той поры, пока он не начинает говорить снова.
— Я только что закончил читать письмо от твоей покойной подруги, — сообщает он. — Такое дурацкое и вместе с тем ужасно трогательное.
Чувство защищенности тут же пропадает, и воображаемые стены, которые я только что возвела вокруг себя, рушатся, как во время землетрясения.
— Вы в Техасе? — спрашиваю я.
— О, нет, нет, — возражает Бог, усмехаясь. — Я ненавижу жару. Но у меня везде есть глаза и уши, Дэйзи. — Последняя фраза выходит у него зловещей, как шипение змеи. — Не думай, что я тебя не вижу. Я слежу за тобой каждую секунду.
Приступ паники подбрасывает меня вверх. Муха продолжает кружить возле головы, и я вновь отгоняю ее рукой. Смотрю на дом и замечаю в одном из окон человеческий силуэт. Это окно моей спальни.
— Кто там? — спрашиваю я, вглядываясь.
— Можешь называть его Иисусом, — игриво говорит Бог.
— Что вам от меня нужно?
— Глупая девочка, подумай. Мне кажется, ты знаешь, — отвечает Бог. — Мэйсон полетел в Вашингтон, чтобы разрушить мою жизнь. В этом есть немалая доля твоей вины. Нам придется уехать, но прежде я бы хотел собрать кое-что в дорогу. И вернуть должок, конечно.
Мне не хочется спрашивать, о каком долге он говорит. Кроме того, меня в данный момент больше интересует другое: Мэйсона рядом нет, и защитить он меня не сможет, но Кэйси должна вскоре вернуться из аэропорта. Мне нужно лишь потянуть время, чтобы дать ей возможность доехать до дома.
— И куда поедете?
— Дэйзи, ты не глупый ребенок; зачем же ты задаешь такие глупые вопросы? — спрашивает Бог. — Ты же знаешь, я могу жить где угодно. И могу быть кем угодно.
— Мне известно, как вы выглядите, — говорю я, решив действовать наудачу.
— Ты лжешь, — возражает Бог. — Тебе не может быть это известно.
— И все же мне это известно, — говорю я. — Мы с вами говорили в океанариуме, в Омахе.
После этого на линии воцаряется такая леденящая тишина, что я начинаю трястись от страха. В любую секунду он может приказать Иисусу выйти и убить меня.
— Ответ неверный, — произносит голос в трубке.
Мне ясно, что он лжет. В чьем бы обличье он ни появился, шепелявость его выдаст. От нее не избавишься. Сейчас, по телефону, я различаю этот его недостаток так же отчетливо, как тогда, в зоопарке. Провоцировать его мне не хочется. В течение пары секунд я молча выжидаю и, прикрыв рукой микрофон, делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы утихомирить бешено стучащее сердце и успокоиться самой. Бросаю взгляд на окно и оглядываю огромное открытое пространство, отчаянно стараясь вспомнить, в каком направлении находится ближайший соседний дом. Я делаю шаг вправо с намерением броситься бежать…
— Дэйзи? — зовет меня леденящий душу голос.
— Что? — хрипло спрашиваю я.
— Иисус прекрасно умеет делать некоторые вещи, — говорит он. — В том числе стрелять из снайперской винтовки.
Я замираю на месте. На линии тихо, но я, кажется, слышу стук пальцев по клавишам.
— Вот-вот, — говорит Бог. — Так-то лучше. Теперь садись на свое милое маленькое одеяло. Я не хочу, чтобы ты жарилась на солнце, и мечтаю познакомить тебя с моим другом, но чуть позже. Ты же дождешься моего разрешения, не правда ли, милая?
— Да, — отвечаю я, чувствуя себя пойманной мышью в мышеловке.
— Да, и не клади трубку, — требует Бог. — Разговор меня занимает.
Я падаю на колени, потом сажусь. Можно попробовать переключиться на другую линию и попросить помощи у Мэтта, но прошло слишком много времени. Не может быть, чтобы Мэтт так долго висел на линии. Он уже, наверное, едет за мамой.
Муха, никак не желающая отвязываться, продолжает кружить над головой, на этот раз ближе. Я снова отмахиваюсь и, задев ее затылком, понимаю, что для мухи она слишком велика. Поняв это, я снова замираю от страха, но не голос Бога тому причиной: я слышу то, чего не слышала раньше, — мерное жужжание множества насекомых.
Украдкой взглянув вверх, я вижу то, что боялась увидеть больше всего.
Пчелиный рой.
— Мне нельзя здесь оставаться, — говорю я в трубку.
— Прости, милая? — спрашивает Бог, рассеянно, мурлыкая, как довольный кот. Похоже, его что-то отвлекло.
— Я сказала, что не могу здесь оставаться, — повторяю я.
Не знаю уж, что он для меня приготовил, но это может быть нечто похуже смерти. Если же я останусь рядом с пчелами, то просто умру, и все.
— Почему? — с любопытством спрашивает Бог. — Подожди-ка.
Из телефона снова доносится стук клавиш, потом на несколько секунд ничего не слышно. Я слежу за тем, как в окне спальни появляется и вновь исчезает силуэт Иисуса. Через несколько секунд снова слышу стук пальцев по клавишам, который повторяется дважды. Бог издает короткий смешок.
