Генерал ему стал растолковывать, что он будет бить грабителя, что уже сам по себе не человек.
— Сможешь в глиняный горшок ударить?
— В горшок… Хм. В горшок могу!
А сигналом к атаке послужило то, что командир запросился в туалет. Грабителей мало, никто его в туалет не поведет сопровождать.
— Мочись под себя!
— Да вы что! У меня вот и рука сломана! Мне и так плохо, меня избили, ограбили на улице, жена ушла. Вот банк собирается дом отобрать, и вы еще под себя заставляете мочиться! Дайте я хоть вон в тот цветок схожу!
— Иди! Невезучий!
Нарочито привлекая к себе внимание горестным рассказом, что его ограбили вот такие же громилы, Шеф побрел к горшку с цветком.
Бандиты, обложенные полицией, психовали, а тут повод на пару секунд расслабиться. Они откровенно издевались над бедолагой. Когда генерал подошел к цветку, то стал поднимать цветок на стул. Чтобы не промазать струей. «Здоровой» рукой поднял цветок и крикнул:
— Pot up!
В переводе на русский: «Горшок вверх». «Пот ап!» Отсюда и прозвище пошло у него Потапыч.
Горшок он швырнул в окно, разбил витрину, а мужчины напали на грабителей. Выжили все. А в кутерьме и неразберихе Потапыч исчез. Некогда ему было принимать поздравления и поощрения.
Так что и своему прозвищу генерал был обязан своему коронному удару в голову. Поэтому в квартире Инны Ланге он отодвинул меня в сторону и применил его. Точно, коротко, почти незаметно.
Неизвестный кулем упал на бок. Шеф сноровисто проверил карманы. Покачал головой. Пусто. Ключи, очки, бумажник, какие-то бумажки — не в счет. Оружия нет. Да и по оплывшей фигуре не скажешь, что он боец. Хотя в умелых руках и связка ключей — грозное оружие. Для всех открытых участков тела ключ — оружие. Порой и смертельное. Да, и идентифицировать его сложнее. И выбрасывать его — не проблема. Никто не обратит внимания. А если кто и подберет, то только для того, чтобы сдать в металлолом. Для чего еще ключ на улице нужен? Не пойдешь же с ним по всем квартирам. Так что ключ — нужная штуковина. А у этого в связке есть один — длинный. Итальянские замки. Вон и номер выбит по длине ключа. Сталь хорошая — в глаз, в ухо, в горло хорошо войдет, мягкие ткани порвет на шее, руке. В кошельке, судя по звуку падения, полно мелочи. Тоже оружие. Кидай в лицо мелочь. И еще каждую монетку можно заточить. Вот тебе и снова оружие. Покопаться нужно в карманах. Творчески подойти к процессу, и ты вооружен, но нужно еще попасть в такую ситуацию, чтобы без оружия оказаться. Ключ и мелочь — оружие отчаяния. Последний бросок, последний прорыв. Последний, а не крайний. Тогда все ставишь на карту, тогда и карандаш как пика. Но нужно постараться самому, чтобы вот так вляпаться. А мы люди мирные. Стараемся, чтобы все было тихо и без пыли, без отпечатков и следов ДНК.
Командир закидывает руки неизвестного мужчины назад, начинает вязать скотчем, что валяется на полу, тем же самым, что связана Инна. Руки у мужчины — чистые. Непохоже, что он часто держит оружие. Ноги тоже спеленали. Помогаю генералу, набрасываю на голову мужчине тряпку. Так больше страха. Да и наши лица ему светить необязательно. А вот то, что Инна увидела командира… Плохо, надо ее зачистить. Не хочется, жалко мне дуреху. Это, видимо, боль с болеутоляющим на меня так действует, вот и я раскисаю. Еще немного, и начну реветь, сопли размазывать по щекам.
— Это что за млекопитающее? — кивая на лежащее тело, спрашиваю я у Инны.
— Дядя.
— Кто?
Ничего не понимаю. Дядя связывает. Дядя бьет. Дядя переворачивает квартиру вверх дном. Не знаю, может, у них, у немцев, это такие сексуальные игры?
— Это мой дядя. Брат отца. Младший. Развяжите меня.
— Обожди. Сейчас развяжем.
— Объясни, что происходит?
— Дяде — он младший брат отца — позвонили. Сказали, что папа погиб. Дядя ко мне примчался.
— Как его зовут?
— Фридрих.
— Ну и имя!
— Папу назвали в честь Рихарда Зорге, а его — в честь Фридриха Энгельса.
— Ясно. Тяжелое наследие прошлого. Жертвы кровавого режима. Продолжай.
— Вот он приехал и начал меня бить, требуя денег.
— Подожди. Он-то откуда знает про деньги?
— Три миллиона планировалось поделить на троих. Между папой, мной и им.
— Вы, случайно, в газетах не разместили объявление о своих намерениях, а то, может, еще пара-тройка родственников и соседей придет?
— Нет. Больше никто не знает.
Шеф смотрит на меня как на идиота. Развожу руками, пожимаю плечами.
— Ну да. Такое ощущение, что в соседней комнате сидит двоюродная сестра сводной бабушки соседа из первого подъезда. И тоже денег хочет.
На полу тело стало подавать признаки жизни.
— Отпустите меня!
— Ты торопишься, реинкарнация Энгельса в новой ипостаси. Тот тоже любил деньги, но говорил, что он за всеобщее равенство и братство. Ты, полагаю, бил свою племянницу из чувства солидарности с трудовым народом Нигерии?
— Нет. За деньги.
— Ну давай, рассказывай.
— Поднимите меня. Кровь приливает к голове, приходится говорить, тем самым усиливается кровоток. Это может привести к микроинсульту.
— Ты-то откуда это знаешь?
— Я — физиолог.
— Дальше.
— Принимал участие в исследовании и испытании нового штамма.
— Ясно. Как ты-то туда попал?
— Я работал в фармацевтической компании. Отслеживал воздействие вируса на организм.
— Ну и как? Отследил?
— Да! Это нечто потрясающее! Такого мир еще не видел! — Даже из-под тряпки слышался довольный, восхищенный голос.
Я обратился к Инне:
— Быстро отвечай! Откуда Фридрих узнал про информацию?
— Он был в деле.
— Каким образом? Быстро говори! Только честно!
— Когда отец узнал про то, что японцы привезли готовые образцы, то обратился к брату.
— И кто у нас брат? Кем работает?
— Я — физиолог, — раздался голос с пола.
— И что? Что дальше?
— На фармацевтическую компанию, где я работал, привезли образцы. Я занимался исследованием, проверял, как они будут воздействовать на людей.
— Ясно. Подробности потом. Кратко. Суть!
— Я похищал понемногу вирус.
— Не понял. Как?
— Вы же сказали, что без подробностей. Рассказывать долго и нудно. Обманывал.
— Дальше.
Связанный на полу резко дернулся, пытаясь освободиться.
— Mon ami! Quelle entrechat vulgaire?
[2]
— спросил генерал.
