Вернулись к разговору о новой чуме. Feuer. Огонь. Так окрестили в лаборатории новый вирус. Он сжигает почти всех. Шансов выжить мало. В Англии велись работы по подготовке контейнера. Пробный контейнер уже дважды прошелся по маршруту, распыляя безвредное вещество, но оно фиксировалось потом приемниками. Какое-то устойчивое к распаду соединение. Специалисты фиксировали, как оно распространялось в месте распыления, выдавали свои рекомендации. Инженеры вносили коррективы. Вирус очень неустойчив на открытом морозном воздухе. А вот в тепле он живуч. Даже несколько месяцев способен жить, и плевать ему хотелось на влажность. Боится он только кислорода вкупе с низкими температурами.
— Так. Понятно. Где образцы вируса?
— В холодильнике.
— Где?
— В кухне. — Это Инна подала голос.
— Где в холодильнике?
— В морозилке. Контейнер внутри курицы. Там шесть образцов, — сказал дядя.
— Где гарантия, что там не замороженные образцы твоих соплей?
— Мне нужны деньги.
— Ты еще не понял, дядя, что сейчас идет речь о том, что будешь жить или нет?
— А как же деньги?
— Деньги получишь в Москве. Понятно?
— Но… Я не могу никуда ехать.
— А тебя никто не спрашивает. Спеленаем и вытащим. Ясно?
— Я не поеду! — У Фридриха начинается истерика.
— Еще один писк, и последует очередной удар в пах.
Он затих. Потом начал всхлипывать. Ломается. Еще немного поднажать, и все… Только вот расстояние…
Видно, что и Шеф думал о том же. Мы посмотрели друг на друга. Я открыл ладонь — четыре пальца сомкнуты, большой палец смотрит вверх, и медленно двинул ладонь вперед. Шеф не понимает.
— Steamer, — чуть слышно губами прошелестел я непонятливому командиру.
На африкаанс означает «пароход».
Генерал чуть улыбнулся. Как вариант можно рассматривать. Только вот как сейчас узнать, где и какие наши суда стоят. В каких портах Германии! Время! Время! Время! Вот чего нет. Можно свалить лошадиной дозой успокоительного этого фрица. Только вот таможня, пограничный контроль… Ладно бы сам хотел ехать. А похоже, этот прыщ лабораторный не горит желанием повидать великую страну, которую отстраивал его дедушка после войны.
До крупнейшего порта Германии Гамбурга — 288 км. Самый лучший пассажирский порт — Киль. 350 км. Далековато. Оптимальный вариант — нефтяной порт Вильгельмсхафен. Там, как пить дать, стоит под разгрузкой какой-нибудь наш танкер с ГСМ. Но туда еще дальше добираться. 500 км. Бремен — 400 км. Не то. Не пойдет. Думай! Бременхафен — 450 км. Не то! Эмден — 530 км. Росток — 230 км.
— Постой, поговори с Фридрихом. Я посмотрю, что у них там в холодильнике.
В дверях зала обернулся.
— Эй, граждане, там без фокусов? Спокойно можно доставать? Спрятанной гранаты там нет?
— Нет, все чисто.
— Угу.
Генерал посмотрел на меня. Понятное дело, мы бы там напихали кучу сюрпризов. Так, на всякий случай от любопытствующих субъектов. Гражданские, что с них взять.
Я тем временем думал, как нам добраться до Гамбурга.
Шеф недолго возился на кухне. Вот он появился на пороге. В руках замороженный пакет, в котором матово поблескивали алюминиевые пеналы.
— Это образцы? — спросил у Инны.
— Да.
— Пора в дорогу.
Генерал подтянул штаны.
— Ну, а вы с нами.
— Мы не поедем!
— Да куда же вы денетесь?!
— Не поеду в Россию!
— Отчего тебе не нравится Россия? Хочешь об этом поговорить?
— Там холодно и там ГУЛАГ!
— Да ладно! ГУЛАГа давно нет. Поменьше читай антисоветскую литературу. Особенно перед завтраком.
— Не поеду.
— Дружочек! Ты даже представить себе не можешь, до чего дошла современная фармакопея. Те кошмары, которые ты прочитал в потрепанной книжке, — легкий шорох летней листвы. Поверь мне на слово. Ибо можно тебе вколоть укол…
— И я умру?
— Нет. Смерть — венец жизни. Ты будешь жить. Но в плену собственных кошмаров. Тебя будут пожирать твои же комплексы, страхи, детские воспоминания, помноженные на все ужасы, что ты видел в кино или читал в книгах. Каждый день ты будешь мучительно умирать, а поутру снова воскресать, и так много лет. Несколько десятков лет. Ты не сможешь общаться с окружающими, ты будешь слишком занят своими мыслями. И выхода из этой ситуации не будет. Мозг станет подбрасывать тебе все более сложные лабиринты. Каждый день — новый уровень. Только ты не будешь там победителем. Иногда ты будешь приходить в сознание и понимать, что смерть есть высшая награда для тебя. И с этой мыслью ты будешь погружаться в новый виток ужаса. Гормоны выйдут из-под контроля, и, может быть, из-за этого тебе удастся умереть. Но ты даже не поймешь, что это было. Как правило, это бывает смерть от инсульта, реже — инфаркта, а еще реже — от удушья. И подумай, червь, ты лежишь на полу, с полуразбитыми гениталиями, и пытаешься мне что-то доказать. Ты — кал для анализов. Восторгаешься чумой, которая уничтожит половину человечества. «Железного занавеса» нет, Берлинская стена превратилась в прах, мир стал открытым. Не знаю, на что рассчитывают те, кто собирается распылить бактерии чумы в России на границе с Китаем. Она все равно попадет в Европу. И тогда не будет мира. Не будет людей. И твои деньги ты не сможешь потратить. Туалетная бумага будет стоить дороже, чем та, что испачкана краской. Ты ничтожество. Убийца многих миллионов. И ты собираешься что-то возражать? Не слышу. Что ты там мычишь? А?!
Генерал топнул по полу возле головы. Тело вздрогнуло, подпрыгнуло, обмякло, в паху образовалось темное пятно, которое расширялось.
Шеф поморщил нос. Ну все, «клиент» созрел. Надо «качать». И мы начали в два голоса общаться с телом.
Оказывается, это чучело многое знало. Не полностью, отрывочно. Но знало. С английской стороны контакты поддерживал некто Уилсон. По компетенции — вирусолог, по повадкам — матерый сотрудник спецслужб. Молча, вежливо, холодно. Его интересовали только факты. Никаких эмоций. Большое значение уделял вирулентности штамма. Требовал увеличить, чтобы смертность была максимальная. Зачастую использовал военные термины.
В силу того что тезка Энгельса был жаден и желал получить много денег, то запомнил телефон и адрес Уилсона. Он, кстати, не совпадал с адресом компании, куда следовало поставить вирус.
Фридрих наш пошел дальше. Используя повод, напросился в сопровожденцы в очередную командировку в Лондон. Для этого пришлось за вечерней кружкой пива накормить коллегу слабительным. Коллега наутро позвонил, сообщил, что подхватил кишечную инфекцию и сидит на унитазе. Смывая свои фекалии, увеличивает счет за воду. Со слов нашего визави коллега больше расстраивался по этому поводу. Очень прижимистый дядька. И Фридрих, переживая за общее дело фирмы, вызвался добровольцем в командировку. Охотников до этого мероприятия особо не было. У всех имелись свои планы. Да и что там в этом Лондоне делать? Абсолютно нечего. Климат — ерунда, все вокруг чопорные. По-немецки особо никто не говорит. Заносчивы. Любят вспоминать, как немцы бомбили Лондон, и о том, что англичане победили в войне.
