— А «Лак-Ойл»? — упер комбат лисьи глаза в лицо Тарасова.
— А оно тебя волнует?! — в тон спросил Артем.
— Ну как там вообще у них — в Венесуэле? Нефть вовсю качают, да? — осторожно вел дальше разговор Завитуша.
Тарасов аккуратно уложил листки отчета в папочку и поднялся.
— Говори прямо: что надо?
Комбат скривил губы, но ответил без раздумий:
— Куму моему надо бизнес прикрыть. Жмут его, понимаешь, с разных сторон… Надо ведь хорошим людям помогать, так?
— Если б ты первый ко мне с такой просьбой обратился, я бы, может, и ответил чего, — буркнул Артем. — И в хороших людей я не верю, а еще меньше верю хорошим людям… Все, мне пора: Ларичев отчет ждет.
— Парадную форму надень — к начальству как-никак едешь, — поднимаясь следом, проговорил Завитуша.
— Щаз-з! — Тарасов закрыл дверь канцелярии перед самым носом любопытного комбата и услышал, как тот зудит вслед:
— Говорят, Багратион в Венесуэле здорово отличился… Мне к нему теперь придется обращаться…
Машинально откозыряв часовому на выходе, раздраженный Артем вышел из штаба и помахал рукой. Газик, остывавший в тени кленов, лениво выкатился на пятачок.
— Придурок! — шваркнув дверью, в сердцах сказал Тарасов.
Появилось свободное время, и Артем, почему-то разволновавшись, решил поехать к себе на квартиру. Не звонила, не писала Анька, — впрочем, как заранее и договаривались. Отдохнули друг от друга. Однако домой он не поехал.
Зазвонил мобильный: Багратион.
— Встретимся? — глухо спросил Сашка.
— Лады, — коротко отозвался Тарасов…
Багратион был одет в белоснежную рубашку, на фоне которой его двухдневная, по моде, грузинская щетина выглядела еще темнее. Снова нервишки шалили у Сашки: прапор перебирал четки — идиотская мода, перенятая у мусульман, которую Артем не одобрял.
— Я тут у земляков остановился, — сообщил Багратион, будто оправдываясь, хотя Тарасов друга ни о чем не спрашивал. — Неделю отдохну — и домой…
— Как жизнь-то? — спросил Артем.
— Вчера, — совершенно серьезно ответил Чиковани. — Ты про половую, что ли, спрашивал? Один хрен, облегчения никакого…
Они сидели на лавочке в парке плечом к плечу и курили.
— Саша, знаю, о чем ты думаешь, — с трудом начал Тарасов. — Я тебе, конечно, больше не начальник, но все-таки послушай. Не лезь в это грязное дело, не мочи рога… Ты разве Завитушу по «Гамме» плохо помнишь? Хитрожопый и подлый, пороху толком не нюхавший… Пропадешь, Саня!
Багратион понурился:
— Скажу тебе по секрету, Теман: подполковник сказал, что компромат на меня имеет. Сам знаешь какой… по Венесуэле…
Тарасов махнул рукой:
— Этот компромат больше на мне висит, чем на тебе, пойми! Я командовал группой «ты, да я, да мы с тобой»! И мне приказ отдавали! А ты лицо почти гражданское… Да и нету у Завитуши компромата ни хрена! Ему б, суке, не спецназом командовать, а в ментовке работать!
— И деньги опять очень нужны, — прокашлявшись и зажигая новую сигарету, проговорил Багратион. — Мне в Ростов теперь ходу нет — земляки говорят, снова ищут меня бандиты. Сам знаешь: сегодня бандиты ищут, а завтра ментам свои полномочия передадут… Кто знал, что командировка так быстро закончится!
Артем погасил сигарету:
— Вот что, Саня: давай-ка обратно в «Гамму» нанимайся. Я, минуя Завитушу, кое с кем в Москве переговорю — возьмут, да еще и спасибо скажут. На прежнюю должность встанешь под мою команду… Ну?
Чиковани долго молчал, потом смачно плюнул себе под ноги:
— У меня правило, Тема: ушел — значит, писец.
— Знаю, — кивнул Тарасов. — Хочешь, в охрану устрою? Будешь в галстучке банк охранять. Или борова из Мосгордумы.
— Банк ограблю, борова зарежу, — отшутился Багратион. — Только волынку не заводи про «я тебя предупреждал», ладно, дорогой?!
Они обменялись крепкими рукопожатиями и разошлись в разные стороны.
По Ленинградскому проспекту с воем промчалась «Скорая».
Машина утонула в тени, и ярко глянули с билборда рекламные сисястые бабы.
— Он не приедет! — авторитетно заявил сидевший за рулем паренек с бритым затылком и с облегчением убрал кроссовку с педали газа.
— Приедет, в натуре! — возразил белесый тип по кличке Бройлер, опуская окно. — Куда он денется! На то и стрелка!..
Багратион, развалившийся на заднем сиденье, молчал. Самые разные мысли бродили у него в голове.
— Да если этот козел не приедет, я ему при всем народе яйца вырву! — продолжал хорохориться Бройлер, искоса поглядывая на Багратиона.
Сашке сейчас больше всего хотелось, чтобы все закончилось без стрельбы. Он не испытывал страха, но сегодня стрельба в красивом месте большого города казалась Багратиону неуместной. Пистолет, все еще упакованный в полиэтиленовый пакет, давил на колени, будто весил десять кило. А пессимистически настроенный водитель гнул свое:
— Да не будет его — чую!
Этих двоих люберецких шестерок нанял Завитуша-младший — по примеру брата он предпочитал загребать жар чужими руками. Как реальная сила понадобился прапорщик Чиковани, который не умел вести длинные, сдобренные блатным жаргоном базары, зато умел быстро и метко стрелять и валить с одного удара любого лба с перекачанными трицепсами.
Деньги обещаны были немалые, и, чтобы развеять скуку, Багратион принялся планировать свои траты после получения гонорара. Во-первых, землякам нужно поляну накрыть — грузинский ресторан «Сулико» подойдет, и хозяин там в приятелях ходит… Во-вторых, с товарищем майором надо по-людски посидеть: Артемка — он ведь по-домашнему любит, чтобы без понтов… В-третьих…
— Едут! — пискнул водила и завел мотор.
— Глушись, пацан! Да убери ты дальний свет! — гаркнул Бройлер, вынимая из бардачка ствол. — Пошли, Сашок! — обернулся он к Багратиону.
С загруженной вечерней трассы свернули две пары ослепительно светящих фар, запрыгали на выбоинах.
— Ну, щас я им скажу! Ну, пидор неприкаянный! — Бройлер попрыгал, не выпуская из рук ствола, растянул вширь грудную клетку. — Запомнят любера Бройлера, гопота дешевая!..
— Сам себя не подстрели, — без иронии, спокойно посоветовал Чиковани.
Браток открыл рот, чтобы послать коллегу подальше, но вовремя прикусил язык: Багратион, прищурясь, смотрел вперед, и на его небритой физиономии рельефно обозначились скулы. Кулек с пистолетом он держал за ручки, будто нес из «Рамстора» бутылку кефира. Их водила, как видно с перепугу, совсем погасил фары, и силуэты двух приближающихся автомобилей придвинулись — их освещали фонари уходящей в ночную даль трассы.
— Ну, черти… — Бройлер повел себя совсем по-идиотски: он сунул ствол в наплечную кобуру и встал на дороге, воткнув крепкие кулаки в бока.
