— Украшения! Украшения!
Крупные гранаты, под нежной алой или розовой кожей которых таятся блестящие, темные, как кровь, зерна… Желтые большие тыквы, сложенные прямо на земле… Откуда-то доносятся флейта и удары бубна — а, это толпа обступила мимов.
— Смотрите, смотрите!
«А все-таки, Миура…»
— Ибисоголовые!!!
Неферт даже вздрогнула: так громко, перекрывая гул толпы, выкрикнул это слово какой-то бритый молодой человек, проворно вскочивший на камень. С этого четырехугольного камня, Неферт не раз слышала, выкрикивались объявления или просто торговые новости. Но молодой человек не походил на глашатая: одежда его была много хуже, а лицо — много сообразительнее.
— Да чем ты это докажешь?!
— С чего ты взял, парень?
— А не стану я доказывать! Кто хочет — слушай, а меня и так «глаза и уши» ловят!
— Да тише вы, парень, похоже, правду говорит…
— За правду в Египте всегда… Слышь, сказал — глаза-то и уши…
— И пусть ловят! А я все равно скажу! Ибисоголовые нас за нос водят! А сами втихую злодействуют: фараона нашего малолетнего — да будет он жив, здрав и невредим — травят медленными ядами!
— Быть не может!!
— Эй, ты, охальник, заткни глотку!
— Ну хватил!
— Стража!!
— Кто стражу кричал?
— Люди добрые!!
— Вот этот, лопоухий…
— Промеж ушей его!
— Ушел, скотина…
— Травят!!! Возвыситься хотят при новой династии!!
— А верно, храбрец, говоришь, — похожий на азиата торговец маслом так же громко возвысил голос, обращаясь к юноше. — Я-то диву давался — как носатого ни увидишь… Больно они травками увлекаются…
— То-то и есть, добрый человек! Неужели потерпим такое?!
— Держи смутьяна!
— Парень, беги, стража!
— Справа заходи, справа!
— Что он говорил, что?
— Фараона травят!
— Жрецы Тота, носатые, злодействуют!
— Люди!!
Неферт неожиданно заметила, что шкатулка только что купленного синего бисера, соскользнув на пол, рассыпалась по всему дну носилок.
XXXII
«Куда же пропала Миура?»
Неферт медленно отщипывала маленькие кусочки от лепешки, которую держала в руке, и бросала их золотым рыбкам.
«Мало ли какие глупости кричат бездельники на базаре?»
Но у того бритого юноши было вовсе не лицо бездельника… А вмешавшийся торговец маслом — и он отнюдь не казался глупцом!
— Да подождите вы, жадины!
Рыбки так и толпились у края водоема, давая понять Неферт, что она не слишком заботлива.
«А золотые рыбки все такие же прожорливые?» — вспомнилось ей.
Нахт… С Нахтом тоже можно было бы об этом поговорить. Он бы сразу объяснил ей, что никакие жрецы Тота не могут отравлять фараона!
Ведь Нахт даже разговаривал с ним!.. Конечно, он должен знать все получше базарных крикунов!
Что же он тогда говорил о Сыне Амона? Очень важно это вспомнить…
«Он ведь сияет как солнце, да?»
«Да нет, не особенно. Смазливый такой мальчишка, но уж очень хлипкий… По-моему, они его заморили этими церемониями…»
«Они его заморили…»
Глупость, ужасная глупость! Ведь Нахт сказал, сам сказал, что Сын Амона «очень хлипкий» только оттого, что…
Нахт заметил, что ему что-то во вред… только не придал этому значения потому, что не знал слухов…
«Они его заморили…»
Рыбки толклись у берега. Кажется, Неферт поговорила с Нахтом. Только в то, что он сам сказал ей, было никак, никак невозможно поверить…
XXXIII
— Я весь день тебя ждала, Миура! — Неферт, уже причесанная и одетая на ночь, соскочила с ложа навстречу кошке.
— Право? — кошка и не подумала стать больше ростом. — Ты мне что-то хотела сказать?
— Да, Миура… Я…
— Впрочем, кажется, сюда идут… — кошка плавно уселась на сандаловый ларец и начала умываться.
У порога действительно послышались шаркающие шаги няньки… Неферт торопливо вернулась на свою постель и притворилась спящей… Поведение Миуры вызвало у нее щемящее чувство недоумения и обиды… Ведь она не могла не заметить, что Неферт очень надо с ней поговорить!
В спальню вошли Ашта и старая Хапшесут.
— И как это ты днем позабыла, — ворчливо шептала нянька, — вот погоди, будет тебе от госпожи… Да тише ты! Выгреби на лопаточку все зерна — может, и впрямь от них у ребенка вчера болела головка!
Неферт крепче зажмурила глаза: скорее бы они уходили!
— А что вместо них зажечь, Хапшесут?
— Вот, алоэ зажигай. Не разбудить бы… Ну-ка я взгляну! Спит дитятко, спит наша голубка… Да и что бы ей не спать в любви да в холе! Никто цветочек работать не заставит, никто не обидит, никто со свету не сживет, как малютку царя!..
— Скажи, Хапшесут, а правду говорят, что изводят его злодеи?
— Тише, пошли… Зря, девушка, ничего не говорится… Не нашего рабьего ума это дело, да только как не пожалеть пресветлого бога — сиротка ведь он, заступиться-то некому… Мне Бакет-прядильщица сказывала… — шаги отдалились, и больше Неферт, как ни напрягала слух, не смогла расслышать ни слова…
— Миура! — Неферт уже не помнила о недавней обиде.
На сандаловом ларце никого не было.
XXXIV
Неферт заплакала. Как это гадко со стороны кошки — оставить ее одну сейчас, когда она все равно ни за что не уснет, когда ей так нехорошо, так тревожно!
Тревога звенела, как комар, которого никак, никак нельзя было отогнать!
Об этом говорят все — это не может не быть правдой…
Все, даже Суб-Ареф, даже народ на базаре, даже служанки…
Об этом знают все!
Но почему до сих пор никто не предостерег самого фараона?
Почему об этом не знает сам фараон?!
Он об этом знает.
Эта мысль с такой четкостью прозвучала в ушах Неферт, что ей показалось — ее произнес кто-то другой…
Он знает…
Неферт приподнялась на локте: ей показалось, что темную спальню слабо озарил золотистый свет…
У изножия ее ложа в темноту опустились золотые ступени…
