Логинов на некоторое время умолк, считывая показания приборов, а затем продолжил:
— За период неуправляемого дрейфа, под воздействием гравитации звезды, корабль изменил курс и в конечном итоге вышел на орбиту вокруг Ксеноба. К этому времени столкновения в системе Проксимы уже завершились и вражеский флот покинул ее. Вот, наверное, вся информация, которую мы имеем на данный момент.
— И как нам действовать дальше? — нервно поинтересовался Ван Хеллен.
— Будить людей. — категорично ответил Логинов. — Будить, обучать, восстанавливать основные системы корабля, брать контроль над «Тандемом» в свои руки и использовать представившуюся нам уникальную возможность.
— Какую? — насупился Доминик.
— Вокруг нас тысячи обломков, оставшихся от флота ИНЫХ. Они — кладезь бесценной информации. Если мы сумеем собрать и прочесть ее, то у нас появится реальный шанс не только постичь суть трансформаций, произошедших с кораблями чуждой цивилизации, но и повлиять на события.
— По-моему, все «события» уже завершились, — резко возразил Ван Хеллен.
— Ты ошибаешься, Доминик. Мы находимся всего в четырех световых годах от Земли. Возвращение в Солнечную систему — это лишь вопрос времени. И мы должны быть готовы к любому повороту событий.
За время разговора только Дрог не проронил ни звука. Он смотрел на экраны, будто окаменев.
ГЛАВА 9
«Тандем». Три месяца спустя
— Взвод, строиться! — Собственная фраза эхом отдалась в сознании Андрея.
Он ощутил странный, горячий прилив энергии.
Ты сошел сума. Мы ВСЕ сошли сума…
Радость. Непривычное чувство подъема, будто сила эмоций поднимает сознание на гребень незримой волны и с высоты секундного душевного подъема окружающая тебя реальность приобретает внезапный, неуловимый до этого мгновения смысл.
Кем они были?
Горсткой репликантов, отштампованных с генетических матриц погибших членов экипажа «Тандема»? Поколением, чей удел ограничивался узкими рамками ненависти к созданиям иной эволюции, чье предназначение — сгореть в коротких яростных схватках… Так что они делают тут, на этой широкой площадке внутреннего космодрома, тщательно расчищенной от обломков былых катаклизмов и войн?
Пытаются обрести шанс на новую судьбу?
Кому верить, душе или рассудку? Короткой памяти прожитых дней или голосу подсознания, который прижился в душе, стал частью тебя вместе с воспоминаниями младшего брата, спящего в тиши ксенобианского устройства поддержания жизни, с мыслями отца, которые уже воспринимались как свои?
Да, он понял смысл слова «честь».
Честь — это быть самим собой, жить так, чтобы не страшиться будущего и не вздрагивать, оглядываясь в прошлое.
Астафьев кривил душой, утверждая репликантам, что они люди.
Мы стали людьми, — с внезапной кристальной ясностью подумал Лозин, делая шаг вперед.
Свежая разметка на плитах предстартового накопителя, фигуры в скафандрах с открытыми забралами гермошлемов — люди и полуразумные ксенобианские особи (находящиеся в переходной стадии между боевой формой и полноценным существом) — в одних шеренгах, а в середине застывшего каре, глядя на приближающихся командиров групп, стоял Дима Логинов, совсем не состарившийся, а именно такой, каким запечатлела его память Ивана Лозина.
Неужели мы, горстка людей и ксенобиан, нашедших силы понять друг друга, вспомнить о главных ценностях своих рас, всерьез собираемся сделать это?
Повернуть время вспять? Изменить предначертанный ход событий?
Он шел, невольно пытаясь чеканить шаг, ощущая за спиной тех, кто был ему дорог, умудряясь вспомнить все события, что сделали возможным этот миг.
Три месяца изматывающих виртуальных тренировок, постоянный информационный прессинг, с которым едва справлялся разум, знания и навыки, вливающиеся через имплант, ощущение огромной распахнувшейся навстречу разуму Вселенной — все это осталось позади, и теперь от них требовалось одно: действовать.
Четыре командира подразделений — три человека и ксенобианин подошли к центру площадки, выстроившись в шеренгу перед капитаном «Тандема».
— Личный состав эскадрильи малых кораблей прикрытия для получения боевого задания построен! — звонко отрапортовал Андрей.
— Десантно-штурмовой взвод готов! — раздался рядом хрипловатый голос Доминика Ван Хеллена.
— Отряд планетного десанта построен! — проскрежетал Дрог.
— Смешанная группа исследовательского отдела построена. К получению боевого задания готовы.
Андрей не знал, что ощущает в этот момент ксенобианин, но в его душе, вопреки всем сложностям, назло неопределенности, застыло звенящее чувство полного перерождения, словно именно сейчас окончательно слились воедино три сознания, три души, и здесь, в эту секунду, стоял уже не репликант, рожденный для краткого мига неосознанного бытия, но человек нового поколения, собравший воедино свое мироощущение, объединивший его с памятью отца и воспоминаниями спящего брата, сумевший отторгнуть межрасовые предрассудки, поверить в силу собственного разума, не побоявшийся пройти по смертельным джунглям смежного сектора, преодолеть кривые тропки собственного сознания, а после вобрать сохраненное машинами знание, которое веками копили поколения людей, чтобы однажды отдать его своим детям, дерзнувшим отправиться к звездам…
Разум еще не до конца воспринимал данность, но душа уже поверила в необратимость перемен и трепетала, ожидая событий.
Логинов молча смотрел на них, потрясенный внезапно возникшим единством, о котором не думалось ни на далекой Земле, ни в глубоком космосе. Люди и ксенобиане никогда по-настоящему не стояли рядом, испытывая одни и те же эмоции, словно семантическая и моральная пропасти, все время разделявшие два цивилизованных народа, если не исчезли, то сузились до размеров трещин, через которые стал возможен шаг навстречу друг другу.
Невозможно перечислить и выразить все мысли и чувства, затаившиеся внутри или рвущиеся наружу, от них, казалось, звенела тишина и воздух становился гуще.
Взгляд мельком скользнул по молодому лицу Лозина, и память будто швырнуло на полстолетия назад, во вспоротый трассерами мрак, сгущавшийся над высохшим дном исчезнувшего Каспия.
Неужели это ты, командир? Или твое отражение, реинкарнация души, в новой, осознающей себя… и тебя личности?
Да, наверное, это так.
Где мы перешагнули грань между прошлым и будущим, скрутив субъективный темпоральный поток в тугую спираль?
В эти минуты вдруг вспомнилось все: и страшные, полубессознательные месяцы рабства у ксенобиан, и первый осмысленный взгляд, когда он сидел, привалившись к пробитому пулей колесу внедорожника, вдыхая трепещущими ноздрями запах перегретого, плавящегося в знойном полудне асфальта, Ивана Лозина, только что сорвавшего ненавистный ошейник с обрывком грязной заскорузлой веревки, его глаза, расширяющиеся до рамок Вселенной, и голос, зовущий из бездны:
