— Да. Но находиться в скверном настроении.
К коммуникационному каналу подключился еще один абонент:
— Светлов, я хочу поговорить с тобой!
— Позже, Хоук, у меня есть неотложные дела. — Спокойно ответил Антон.
— Куда мы направляемся?! Я чувствую, что «Ланцет» движется! — Голос Энтони выдавал нотки ярости, граничащие с истерикой.
— Ты абсолютно прав. — Антон старался не реагировать на тон, он просто еще не решил, как поступить с Хоуком. «Невольный пассажир» мог серьезно осложнить обстановку на борту, но и бросать его в Цитадели было… неправильно. — Мы находимся вне городских стен, так что не дергайся. — Посоветовал Антон. — Смирись ненадолго. От необдуманных поступков советую воздержаться — над нами кружит стая рагдов, и, клянусь, Энтони, если ты устроишь какую-нибудь пакость, я просто выкину тебя через шлюз. Ты понял?
— Понял… — В голосе Хоука прозвучало отнюдь не смирение, а скорее вызов. Он совершенно запутался в ситуации, и не знал, радоваться ему или наоборот злиться. СКАД, оказывается, читал его мысли, только вот непонятно, как об этом узнал Светлов? Энтони меньше всего нравилось, что его везут неизвестно куда, помимо воли, к тому же видимо считают предателем, но… альтернатива выглядела еще хуже, холодный ствол ИПК, казалось, оставил отпечаток у него на лбу, по спине от недавних воспоминаний до сих пор пробегали мурашки.
— Ладно, Энтони, до связи. Подумай на досуге о своих поступках. Я загляну к тебе, как только освобожусь.
Светлов отключил коммуникатор, оставив активным только экстренный канал связи, потом, вдруг изменил решение и вызвал Фриенбагера:
— Клаус, как обстановка?
— Терпимо. Пока особых затруднений нет.
— Ты можешь передать управление Фогелю?
— Могу. Но зачем?
— Энтони пришел в себя. Сейчас у него Миллер. Надо бы растолковать Хоуку наше положение. Боюсь, что старания Генриха ни к чему не приведут. Ты понимаешь, — нам не нужны неприятности на борту «Ланцета».
— Можешь не объяснять дальше. Сейчас иду. Я найду аргументацию, не волнуйся.
— Если что, — у меня работает экстренный канал вызова.
— Сказал — не волнуйся. Уж с Хоуком я как нибудь разберусь.
— Добро.
Светлов прошел по узкому коридору, и коснулся сенсора, расположенного в переборке седьмой «каюты».
Двойная герметичная дверь почти бесшумно скользнула в сторону.
* * *
Дане снились кошмары.
Она не могла проснуться из-за введенных Миллером препаратов, которые должны были обеспечить ей здоровый сон, но, увы, — присев на край откидной койки, Антон понял, что это не так, лекарства лишь погрузили ее рассудок в мир бессвязных мысленных ассоциаций. Дана то вздрагивала всем телом, то молча начинала скрипеть зубами, комкая влажную от ледяного пота простыню…
Антон протянул руку и осторожно коснулся пальцами ее щеки.
Лицо Даны пылало, на щеках то и дело проступали пунцовые пятна.
Ее нужно будить — подсказывал рассудок, но душа испуганно притихла, Светлов в эти минуты пытался переосмыслить, понять, кто она для него: призрак из прошлого, живая женщина, или…
С ним самим происходили странные, если не сказать — зловещие внутренние метаморфозы.
Почему он не пошел к Хоуку и сам не поговорил с ним?
Потому что Энтони для него чужой. Они не понимают друг друга. В душе Антона крепло противоречивое чувство: он ощущал незримую, но очень прочную связь с Фогелем, Фриенбагером и… Даной.
Ну, с Куртом и Клаусом все понятно, с ними его связывали события прошлого, а вот Дана… как она попала в круг духовно близких людей, ведь он фактически ничего не знал о ней… Да, были встречи в виртуалке, но как справедливо указал Миллер, Антон не связывал образ понравившейся ему девушки с той Даной, которую он нашел в камере поддержания жизни, а потом, как казалось, не сумел сберечь во время боя в черном лесу.
Миллер… — Мысль внезапно переключилась на иной образ. Он по-прежнему смотрел на Дану, а перед внутренним взором, словно наваждение, появился док — сложная натура, отчаянно-смелый в помыслах, но совершенно не приспособленный к борьбе, принципиальный идеалист, готовый взбунтоваться против системы, достаточно умный, чтобы искать себе союзников, загодя готовить встречу и… Антон вдруг вспомнил Генриха в мешковатом пальто, вжимающегося в потрескавшийся асфальт, отчаянно вздрагивающего при каждом выстреле.
В душе и разуме Светлова существовали градации, о которых он не подозревал до последних событий. Он был уверен в Клаусе, Дане и Курте, будто они являлись отражением его самого, и машинально дистанцировался от Миллера и Хоука. Почему? Они такие же люди, разве что не столь спокойные, уравновешенные, как он сам.
Пока он размышлял, Дана открыла глаза.
Оказывается, она вот уже минуту лежала, притихнув, сжавшись в комок, и смотрела на Антона, пытаясь что-то прочесть на его окаменевшем лице.
Она тоже не понимала, что происходит. Фактически потеряв память, Дана ощущала, что само присутствие Антона не просто успокаивает, у нее возникла стойкая уверенность, будто его разум открыт для нее, и знает она Светлова очень давно…
И не только его.
В присутствии Фогеля или Фриенбагера она ощущала тоже самое.
Фогель?
Кто такой Фогель?! — Она мысленно запаниковала, но подсознание вдруг вытолкнуло образ незнакомого мужчины, сидящего в кресле за панелью управления «Ланцетом».
Откуда я его знаю? Дана, поняла, что ее рассудок игнорирует внешность, она каким-то непонятным образом воспринимала образ Фогеля, как будто видела материализацию его мыслей…
Хуже того: она наблюдала за Куртом в режиме реального времени. Значит, ее имплант без всяких команд находился в постоянном контакте с ботовой сетью?
От таких вопросов и ощущений ее вновь бросило сначала в жар, затем вернулось ощущение холода…
Чтобы не закричать, она перевела взгляд на Светлова, сосредоточилась на нем, и тут же болезненно, трепетно ожили иные мысли, наложенные на прежний фон непонятных ассоциаций:
Кто ты Антон? Почему все ноет в груди, а разум тянется к тебе? Что за спасение ты несешь? Почему я искала именно тебя, едва живая, практически ничего не помнящая?
Странное, сладкое и одновременно пугающее чувство духовной близости, вроде бы ничем не обоснованное, но крепкое, словно камень.
Чем же мы так похожи с тобой? И почему мне так страшно от неясных, недопонятых, будто заново нарождающихся чувств?
— Антон… — Ее пересохшие губы с трудом шевельнулись, прошептав его имя.
…
Он как будто возвращался из другого мира.
Шепот Даны обжег рассудок, но его пальцы не дрогнули, продолжая машинально гладить ее по щеке.
