Они встретились взглядами.
Бездна.
Черный омут безвременья, вот что отражали их глаза. В зрачках Даны и Антона таилось нечто, еще не осознанное ими, как данность, все проходило на грани смутного тревожного предчувствия?… Или общего воспоминания?
А души трепетали, бились в грудную клетку глухими, неровными ударами сердец.
Было страшно. Им обоим было страшно в эти минуты, потому что чувства, зародившиеся в душах, казались неведомыми.
Абсурд? Что случилось здесь и сейчас, за чертой укрепленной Цитадели, посреди враждебного пространства? Почему, не сказав ни слова, они как будто говорили друг с другом много часов подряд?
— Антон, мне страшно…
Он отнял ладонь от ее щеки, и крепко сжал пальцы Даны.
— Мне тоже… — Почему-то шепотом ответил он.
— Я как будто падаю в пропасть…
Он попытался отчаянно сопротивляться нахлынувшему, будто волна чувству, но разум тонул в потоке эмоций, лишь крепче, до боли сжимались пальцы…
— Дана, я не знаю, что будет дальше. — Тихо ответил он. — И уже не уверен, что прошлое однозначно… Что-то происходит, со мной… С нами…
Она не ответила, но взгляд Даны вдруг переместился.
Антон медленно повернул голову.
В открывшихся дверях каюты стоял Клаус и молча, растерянно, потрясенно смотрел на них.
В его глазах читалось точно такое же выражение, словно он, отключившись от реальности, падал в бездну.
Неизвестно, что случилось бы в следующую секунду, но внезапное, резкое торможение «Ланцета» вырвало их из необъяснимого оцепенения.
— Проклятье… — Клаус едва устоял на ногах. — Курт что происходит?!
— Олонги! — Пришел краткий ответ по громкой связи. — Не знаю, что делать. Тут тупик.
— Что значит тупик!?
— Конец древней дороги! Какая-то насыпь, знаки, гора покореженной техники…
— Мы идем, ничего не делай! — Антон с необъяснимым облегчением ощутил, как отхлынули обуревавшие его тревожные чувства, словно реальная опасность была намного проще и предпочтительнее чем незримый мысленный контакт, возникший между ним Даной и Клаусом.
— Я с вами. — Дана попыталась встать. — Антон помоги мне!..
Ее требовательный тон и внезапно окрепший голос не смутили Светлова, хотя он должен был насторожиться.
— Давай, милая, только скорее, — он протянул руку, помогая ей встать, и уже не ощущая того, как у Даны вдруг все оборвалось в груди от сказанного им слова: милая…
Что же происходит?… — Она больше не ощущала слабости, хотя перед глазами все плыло, двоилось, но причиной были обыкновенные слезы…
Горячая капля сорвалась с ресниц, обожгла щеку.
Она что-то делала, двигаясь вслед за Антоном, а сознание сосредоточилось на новом чувстве.
Еще одна слезинка сорвалась с ресниц.
Как горячо…
Я помню… Это было очень давно… Так давно, что время утратило смысл, превратившись из объективной величины в абстрактное понятие, которым оперировал не разум, а так болезненно и внезапно очнувшаяся душа.
Мысль звучала как заклинание, способное возвратить из небытия частицу утраченного «эго»…
* * *
В узком коридоре Энтони молча, сосредоточенно боролся с Миллером. Именно боролся, потому что доктор не умел драться, он цеплялся за противника, повиснув на нем, не давал двигаться, а Хоук молча отдирал руки Генриха от одежды, порываясь прорваться к шлюзу.
Ситуация уже давно вышла за рамки здравого смысла.
Что происходило с людьми, как только «Ланцет» удалился от Цитадели не смог бы, наверное, объяснить никто. Ну, допустим, Энтони еще можно было понять: после произведенного Клаусом «внушения» он притих ненадолго, вроде бы смирившись с существующим положением вещей, но как назло Генрих предложил выйти в салон, полагая, что узость каюты неблаготворно влияет на психику Хоука
Вот тут док крупно просчитался.
Вмонтированные в переборки стереоэкраны оказались включены на внешний обзор, и вполне естественно, что после резкого торможения Энтони, устоявший на ногах прежде всего взглянул на них.
В первый момент Хоук оцепенел: видеть олонга в таком приближении ему не приходилось никогда в жизни…
Все… Теперь нам точно конец… — Тоскливая мысль шарахнулась в опустевшем рассудке, а затем на смену оцепенению пришел нервный срыв: зная где расположен оружейный отсек Энтони молча рванулся к нему, но Генрих, потрясенный не менее чем Хоук, сумел не только предугадать намерения своего «подопечного», но и встать у него на пути:
— Энтони не сходи с ума! Ты погибнешь и погубишь всех нас!
Хоук ничего не ответил, он молча врезал доктору в челюсть, но, попытавшись оттолкнуть Генриха и освободить себе проход, совершил ошибку. Миллер вцепился в него, как клещ…
— Хоук! — Клаус буквально взбесился от всего происходящего. Он был готов сейчас порвать Энтони на куски, действуя голыми руками, но внезапно в картину происходящего вплелся спокойный, в буквальном смысле леденящий голос Светлова:
— Всем разойтись!
Простая фраза, произнесенная таким тоном, от которого озноб драл по коже, возымела действие, все невольно подчинились приказу, даже Миллер разжал свою мертвую хватку, отпрянув к стене небольшого, имевшего овальную форму салона.
— Садитесь! Я сказал — всем сесть в кресла!
Светлов не говорил — он выдавливал из себя слова, но подчинение было беспрекословным: все включая Дану и Клауса заняли свободные места за небольшим складывающимся в случае необходимости столом.
— Теперь смотрите на экраны и приходите в себя! — Антон не заметил что осип, произнося предыдущие фразы. — Эти механизмы не опасны! Они разрушены!
Действительно Светлов за короткие мгновенья успел увидеть главное — механизмы, перегородившие дорогу «Ланцету», представляли собой не более чем скопление металлокерамики.
* * *
Когда-то давно здесь был бой.
Ясное, хрустальное осеннее небо опрокидывалось над островком мертвого черного леса.
Земля, навек потерявшая способность к плодородию, сплошь покрытая остекленевшими по краям оспинами воронок, узловатые, немыслимо перекрученные стволы и ветви непонятно кем посаженного, как выросшего и почему погибшего леса.
Мир, которого нет… — Фогель по привычке осмотрелся по сторонам, но движения не заметил, здесь действительно все погибло, превратилось в молчаливые свидетельства былого.
Он готов был поклясться, что люди не имеют никакого отношения к той истории, что вершилась тут когда-то.
— Командир, — он обернулся, — здесь нет наших машин. Только олонги…
