До Превращения оставалось два дня.
42
Последний раз я убивал в Золотом штате
[42]
тридцать два года назад, летом 1977-го. Тогда «Лед Зеппелин» давали концерт на стадионе «Колизей» в Окланде, и после шоу толпы фанатов поехали в лес национального парка Мьюр, чтоб закинуться кислотой и потрахаться. Я планировал не оставаться здесь, а двинуть к северу в долину Напа (там леса были ближе к населенным пунктам и легко было встретить какого-нибудь случайного гуляку), как вдруг молоденький, светловолосый, похожий на девчонку парень словно с картины прерафаэлитов неблагоразумно отбился от группы своих галлюцинирующих друзей и попал прямо ко мне в лапы… Что ж. Он не почувствовал боли. Я почти уверен, что не почувствовал. Если бы меня, как в ранние годы, беспокоило чувство вины и желание себя оправдать, я бы успокоил себя тем, что для него я был всего лишь очередной — и последней — жуткой галлюцинацией. Довольно легкое убийство, в общем. Я даже не особо старался, когда хоронил то, что от него осталось. Конечно же, останки нашли спустя три дня, когда я был уже в Москве.
Талулле нездоровилось. Мы только что зарегистрировались в мотеле на туманной трассе 68 неподалеку от городка Кармэл, и я оставил ее одну отмокать в горячей ванне. Мне нужно было разведать местность. Я не заметил ни намека на преследование с тех пор, как мы уехали из Нью-Йорка. У нас опять были новые мобильники, и мы условились созваниваться каждый час. К тому же мы договорились, что если она заметит или почувствует что-нибудь — что угодно — подозрительное, то должна будет найти людное место и позвонить мне.
— И такое с тобой каждый месяц? — спросил я. Она лежала в ванне, совсем бледная, с померкшими глазами, ее била дрожь. Ее маленькие груди покрылись мурашками, несмотря на горячую воду, и соски симпатично сморщились.
— Или еще хуже.
— Боже, как ты только это все пережила одна?
Она взглянула на меня, крепко сжала челюсти. Женщинам, даже людям, а не самкам оборотня, каждый месяц приходится переживать нечто подобное. Я и сам начинал чувствовать привычное закипание крови и ломоту в костях перед Превращением. В руках и ногах уже чувствовались лапы монстра (будь вдвойне внимателен за рулем, Марлоу!), мышцы щемило в плечах и бедрах. Так что я старался все время быть в движении: сидеть на месте было куда мучительнее. Талулла же, казалось, страдала от каждого движения. Ее макияж потек черными кляксами, она пыталась его смыть, но потом бросила эту затею. Она смотрела на меня с выражением абсолютного страдания на лице, как семнадцатилетняя девчонка, впервые испытывавшая страшное похмелье, которое на следующий день подарит ей чувство просветления. Если, конечно, она его переживет.
— Я могу остаться с тобой, — сказал я. — Время у нас еще есть.
Она помотала головой.
— Не волнуйся. Со мной всегда так. Помучаюсь до вечера, а потом у меня в заднице появится шило, так что ты еще пожалеешь, что я не больна.
Но я все равно не мог оставить ее так просто.
— Если со мной что-нибудь случится… — сказал я, в четвертый раз остановившись у двери, и понял, что мне нечем продолжить фразу.
— Иди, со мной все будет в порядке.
Я оставил ей бутылку «Джека Дэниэлса», три пачки «Кэмела», дюжину баночек с садмилом
[43]
и пачку отвратительного кофе из мотеля. Еще «парабеллум» Клоке, из которого я вынул серебряные пули и вставил обычные. Они не помогут против кровососов (так что лучше бы мне вернуться до заката), но вполне подействуют на агентов ВОКСа.
— Если в эту дверь войдет кто-нибудь, кроме меня — стреляй, — сказал я.
Она кивнула, стуча зубами, прикрыла глаза и помахала мне рукой. Я запер за собой дверь. Был полдень.
Писатели, как известно, работают круглые сутки, их глаза и уши всегда открыты для того, что могло бы пригодиться для книги. То же самое с оборотнями. Но их интересуют не причудливые персонажи или обрывки разговоров, а подходящие места для убийств, глухие переулки и поляны, удобные для тайного преступления. Я облюбовал прибрежную линию — между Монтерей и Мороу Бей — очень давно. Среди глухой местности Биг-Сюра бродят лишь призраки Стейнбека, Миллера и Керуака. Здесь раскиданы одинокие дома, а в них живет куча чокнутых, у которых денег больше, чем здравого смысла. В конце 60-х я снимал тут виллу на пару недель (летел на Аляску для очередного убийства) и был поражен богатством этого края на потенциальных жертв. Даже странно, что я так долго не возвращался сюда. Ты просто берег это место для нее, — подсказала моя романтичная натура, и в состоянии влюбленности и полного исступления я даже не стал отбрасывать эту идею.
Довольно странное искусство — разыскивать, где, когда и кого можно убить. Нюх на это развивается с годами. Раньше я мог неделями изучать местность и взвешивать все за и против. Сейчас можете выбросить меня в любом месте, где обитают люди, и я за 24 часа найду идеальную цель.
Конечно, я мог бы действовать и более мягкими методами. Западный мир настолько сошел с ума, что сегодня можно дать объявление в газету, и какой-нибудь отчаянный самоубийца откликнется на него. Ищу жертву для оборотня. Желательно пухлый и сочный. Без вредных привычек, хорошее чувство юмора приветствуется. Неуверенных просьба не беспокоить. На мою долю пришлось достаточно наркоманов и алкоголиков, слепых, глухих, хромых, немощных и душевнобольных. Я нанимал эскорт (и парней, и девушек), пичкал их наркотиками, вывозил из города, ждал, пока они очнутся, и устраивал погоню. Это сходило мне за трапезу (оборотни не заботятся об эстетической стороне дела или честной игре), но по-настоящему сильное удовольствие может доставить лишь прямой — кто-то может назвать его традиционным или чистым — способ хищнической охоты: ты подкрадываешься к абсолютно здоровому человеку, выходишь к нему лицом к лицу, даешь время осознать, что его ждет, и делаешь то, что должен.
Весь день я провел, объезжая и обходя окрестности, с рюкзаком, в широкополой шляпе, туристических ботинках «Ван Горком», с биноклем и «Энциклопедией птиц Западной Америки», господин полицейский. Туристический сезон закончился месяц назад, так что тропинки были пусты. У меня было время подумать. Аромат деревьев и сырой земли вызывал пульсацию крови в клыках и когтях.
К трем часам туман рассеялся и выглянуло солнце. Я без особого труда нашел цель, продумал и разметил наш будущий маршрут, рассчитал расстояние и время, которое уйдет на все про все, и повернул в обратную сторону. До заката оставался час. Талулла позвонила, когда я садился в «Тойоту».
— Ну что ж, — сказала она, — у меня началась стадия повышенного оживления.
— Отлично.
— Не очень-то радуйся. Это почти как СДВГ,
[44]
только с лихорадкой и галлюцинациями.
