– Угу, – без всякой радости отозвался Иван Кузьмич. – Оно и видно… Еду вот и думаю, зачем я тебя, негодника, с собой-то взял?
В ответ послышалось весьма обидное хмыканье.
– А потому, что Хамбо-Лама велел. Он как поглядел таблицу моих перерождений…
– Иван! – грянул Кречетов. – Ты что мелешь-то?! В попы желтые записаться решил?! Да я тебя!..
– Товарищи, товарищи, не ссорьтесь! Вы, товарищ Кречетов, терпимее относитесь к нашей молодежи, мягче.
Лев Захарович Мехлис, ехавший впереди, умудрился отстать и незаметно оказаться рядом.
– А вы, товарищ Кибалкин, вырабатывайте критический подход. Глава местного духовенства одобрил поездку группы ревсомольцев не из-за каких-то там таблиц, а подчиняясь суровой логике классовой борьбы… Кстати, мне в голову пришла удачная мысль. Сегодняшний опыт исполнения песен братских народов Азии может быть творчески использован.
Оба Ивана переглянулись. Младший скорчил рожу, старший сделал строгое лицо.
– Следует организовать смотр-конкурс строевой песни. Для большей соревновательности разделим отряд на несколько тактико-творческих подразделений…
– Товарищ Мехлис, а можно я с монахами петь буду? – не утерпел Кибалка.
Лев Захарович укоризненно покачал головой.
– Сколько раз я говорил вам, товарищ Кречетов! Запустили, запустили вы политическую работу среди личного состава. Не надо мной надсмехается этот молодой человек, но над партией в моем лице! Я – человек скромный, стерплю. Но хула на РКП(б)…
– …Не отпустится ни в этом веке, ни в будущем, – каменным голосом согласился товарищ Кречетов. – А ну-ка, Ваня, отправляйся пока в авангард. Мы тут с Львом Захаровичем потолкуем про дела партийные.
Кибалка, нехорошо улыбнувшись, приложил ладонь к шапке:
– Слушаюсь!
И ударил коня каблуком.
– Так вот, товарищ Мехлис, – начал Иван Кузьмич, убедившись, что племянник их не слышит, – давно вам, знаете, сказать хотел…
Представитель ЦК поморщился.
– Вы меня перебили, это невежливо. Я тоже давно вам хотел сказать, но не имел права. Сейчас, думаю, уже пора. В Пачанге или около него мы можем встретить тех, кто будет называть себя советским посольством. Это самозванцы, более того, самозванцы очень опасные. Им нужны наши бумаги и прежде всего послание Совета Народных Комиссаров. Нас, скорее всего, попытаются уничтожить, причем всех, чтобы не оставлять свидетелей. Очень надеюсь, что мы их все-таки опередили, но на обратном пути надо быть очень осторожным. Может, стоит выбрать иной маршрут для возвращения в Сайхот, хоть я пока и не представляю, какой именно…
Кречетов, не без труда водворив на место отпавшую челюсть, с опаской поглядел на Льва Захаровича. Опять другим человеком стал!
– Я даже догадываюсь, кто конкретно попытается нас перехватить. Это люди из Госполитуправления, а во главе группы скорее всего поставят одного известного террориста. С этим разговаривать ни о чем нельзя, лучше сразу же стрелять на поражение.
Иван Кузьмич, кивнув, поглядел в серое, затянутое тучами небо.
– Так, значит… А с чего это я вам должен верить, товарищ Мехлис? Если у вас в Столице такой змеюшник, то чем вы, извиняюсь, всех прочих лучше?
Представитель ЦК невозмутимо пожал плечами:
– Я? Ничем. Вождь долго болел, и руководство партии постаралось, как говорится, сплотиться в единое целое. К сожалению, получилось не одно, а сразу несколько «единых целых». Я действую по поручению Политбюро ЦК. Моя задача проста – обеспечить обмен почтой между Столицей и Пачангом. А вот другие сами не прочь взять на себя функции почтальонов.
– Несколько «единых целых», – криво усмехнулся Иван Кузьмич. – А вот скажите, Лев Захарович, не скучно вам дурака валять? Смотр строевой песни, понимаешь…
– То-ва-рищ Кречетов! – от возмущения Мехлис даже подпрыгнул в седле. – Что вы себе позволяете? Правильно поставленная партийная работа – залог успеха любого дела. Ибо коммунист!..
Иван Кузьмич проследил за направлением воздетого к небесам указательного перста и смирился с судьбой.
…Ну, быстрей летите, кони, отгоните прочь тоску!
Мы найдем себе другую – раскрасавицу-жену!
4
Дозорный появился уже в ранних сумерках, когда Кречетов присматривал подходящее место для лагеря. Подлетел наметом на лохматом монгольском коньке, подбросил правую ладонь к шапке.
В густой бороде – веселая ухмылка.
– Есть монастырь, Иван Кузьмич!..
Ущелье обрывалось внезапно, словно обрубленное топором великана. Дорога вела дальше, к подножию холма, над которым нависала каменная твердыня – Цюнчжусы Младшая.
На душе было неспокойно, но вопреки всему Кречетов ощутил что-то похожее на облегчение. По крайней мере, в одном деле удастся разобраться.
– Отря-я-я-ад, стой!..
До утра решили не тянуть. В монастыре могли заметить дозорных, значит, если там враги, ночью жди неприятностей. Иван Кузьмич, кратко переговорив с ветеранами, дал приказ занять оборону, на всякий случай приготовив пулеметы, сам же собрался на разведку, дабы лично разъяснить вопрос. Сунувшийся под руку Кибалка огреб по шее, на рвавшихся в бой ревсомольцев Кречетов выразительно взглянул, с собой же, после недолгих размышлений, решил взять барона. Довольный Унгерн, подкрутив рыжие усы, молодцевато взлетел в седло. В последний момент к Ивану Кузьмичу подъехал Мехлис, прокашлялся, помянул руководящую роль партии…
– Ладно, едем, – согласился красный командир, не желая лишних препираний. – Стрелять-то хоть умеете?
Отвечать Лев Захарович не стал.
Десяток «серебряных» получил приказ проводить разведку до выхода из ущелья. Дальше решили ехать сами.
– Вперед!..
* * *
Вспоили вы нас и вскормили,
Отчизны родные поля,
И мы беззаветно любили
Тебя, дорогая земля.
Теперь же грозный час борьбы настал,
Коварный враг на нас напал,
И каждому, кто Руси сын,
На бой с врагом лишь путь один…
– А что это вы такое поете, господин Мехлис? – не без изумления поинтересовался Унгерн. – Ух как интересно! А дальше, дальше?..
– К смотру строевой песню готовлюсь, – не оборачиваясь, буркнул Лев Захарович. – Старая солдатская, моему брату очень нравится. У вас есть принципиальные возражения, гражданин враг трудового народа?
Барон даже руками замахал, рискнув бросить поводья.
– Что вы, что вы! Просто, знаете, не ожидал…
– Ладно вам, господа и товарищи, – примирительно молвил Иван Кузьмич, поглядывая на темнеющий вдали монастырь. – Чего мы только в армии не пели? Я, правда, эту не слыхал.
