И все это еле слышно, почти шепотом, чтобы, не дай бог, кто не услышал, хоть и подслушивать было некому — то ли голос его подвел, то ли самому противно говорить об этом было. Зато смотрел при этом на Егора в упор и улыбался, но не ехидно, с двусмысленной усмешкой, а зло и даже с обидой в голосе. Егор молчал, пил чай и вкуса не чувствовал, все крутились в голове Риткины слова: «если бы не та ваша дурацкая вечеринка…» Точно, если бы не она, все было бы по-другому, если бы не выпил тогда лишнего и не полез отношения выяснять, если бы выслушал… Интересно, Ритка с Игорем уже тогда крутить начала или подождала хоть немного, неделю там или две? А что, хороший выбор, мужик он хозяйственный, все в дом тащил, о детях думал. И получили оба все, что хотели, — и дом, и деньги, с ребенком, правда, промашка вышла. Ничего, вылечат своего Пашку, сейчас и не такое лечится…
— Думаешь, она просто так прикатила? — не отставал Роман. Он уже порядком выдохся и откашливался и вытирал покрытый испариной лоб.
Егор смотрел в стенку над головой Романа и все пытался поймать в себе малейшее чувство или эмоцию, или хоть что-то, отдаленно это напоминающее. И не было ничего, ни боли, ни злости, что было бы нормально и естественно, не было, хоть убей. Досада была на самого себя и жуткая, острая жалость потерянных лет, трех лет, что подарил не другу, как тогда казалось, а предателю, дурачку-рогоносцу. Вот дурак, разбрасывался жизнью своей, как хотел, и что в итоге? Обманутый муж и его стерва-жена, женщина, что до одури любил когда-то.
— Еще неизвестно, кому из вас больше повезло, тебе или Игорьку. — Роман поперхнулся чаем и закашлялся.
«Да уж», — говорить не хотелось, Егор просто сидел, откинувшись на спинку стула, и улыбался сам себе. Вот уж в жизни бы не подумал, чем все закончится. А Ритка… Да черт с ней, с Риткой, но Роман прав, прикатила она не зря, и уж больно все складно получается: вчера на ее муженька в больнице нарвались, а сегодня — здрасьте, пожалуйста: «я тебя не забыла, позвони мне…». Сучка. Дешевка. Дрянь.
— О чем говорили? Она тебя о чем-то просила? Предлагала? — откашлявшись, принялся допрашивать его Роман.
— Да, себя, — признался Егор.
— Отлично, — тот хлопнул ладонью по столу, — все правильно, я так и подумал. Соглашайся. Телефон она тебе свой дала?
— Разумеется. — Егор помнил его, даже не пришлось бы заглядывать в телефонную книгу.
— Чудесно. Звони, — распорядился Роман.
— Сейчас? — Егор вместо ответа глянул на часы.
— Нормально, еще только девять часов, детское время, — отрезал тот. — Звони, назначай встречу на завтра. Так, что у нас завтра… — Роман барабанил пальцами по столу и прикидывал в темпе планы. Посидел, подумал и выдал:
— Предлагаю так: ты звонишь ей не сейчас, а чуть позже, ближе к полуночи. Думаю, что Ритка ответит тебе быстро, решит, что ты тут от страсти с ума сходишь и все такое. Ты постарайся ее в этом убедить, ври, изворачивайся, но сделай так, чтобы завтра она за тобой приехала. Везешь ее куда-нибудь и там делай все, что хочешь, но вытряхни из нее душу, если потребуется. Чует мое сердце, наш вчерашний визит в психушку и ее внезапно вспыхнувшая любовь к тебе взаимосвязаны прочно и неразрывно, а вот как именно — это завтра узнаешь. Я вечерком подъеду, и посидим, подумаем. Все, выполняй. Как вернешься завтра — сразу звони.
Этот длинный день наконец закончился, Роман уехал, Егор стоял у калитки еще минут десять. Просто стоял, дышал, смотрел в мутное снежное небо, на низкие тучи, на мокрую яблоню, на просевшие сугробы над грядками. Ветер был новый, свежий, сырой, упругий, он не лез за воротник, не швырял в лицо снег, а норовил сбить с ног, и Егор все никак не мог им надышаться. И стоял, пока не выветрились, не улетели последние чувства, что он до сих пор — что уж там скрывать — испытывал к Ритке. Мелькнула в памяти и пропала мельком виденная когда-то рожа этого Лерика, что колеса водкой запивал и не сдох только благодаря достижениям медицины, и прочее, прошлое, что держало до поры, до сегодняшнего дня, свалилось с него, как старые тряпки. Егор перешагнул порог, закрыл калитку и пошел в дом, разулся в прихожей, тихонько вошел в комнату, присел на диван.
Вика лежала лицом к стене, и, судя по тихому ровному дыханию, крепко спала. Но стоило старым пружинам просесть, замерла, насторожилась, и Егор уже не шифровался, оперся ладонью на стенку над головой девушки, наклонился.
— Это на ней ты хотел жениться? — нормальным, далеко не сонным голосом спросила Вика.
Ну, чего тут, спрашивается, врать, выкручиваться, к чему все это, оба уж не дети, и мало ли что там было. Было и прошло, и больше не вернется, сегодня надо жить новым днем, а не прошлым.
— Да, — сказал Егор и положил руку Вике на бедро, провел вверх, — хотел. Но давно.
Попытался перевернуть Вику на спину, но девушка отодвинулась плотнее к стене и отмахнулась локтем, да так ловко, что ощутимо заехала Егору под ребро. Он охнул, согнулся набок, Вика завернулась в одеяло, всем видом давая понять, что разговор окончен.
— Да ладно тебе, — пробормотал он, но Вика не шелохнулась и не сказала больше ни слова. Пришлось выметаться, топать в соседнюю комнату и устаиваться там среди развалов, что так никто и не удосужился убрать. Полежал, глядя в потолок, достал мобильник и набрал Риткин номер. Длинные гудки, потом короткие, точно она нажала отбой. Еще одна попытка с тем же успехом — Ритка ответила только на третью. Выслушала молча его нарочито спутанную и сбивчивую речь, сказала, что завтра позвонит сама. Егор убрал мобильник и насторожился: показалось или нет, что за дверью кто-то стоит. Поднялся, подошел на носках, приоткрыл — нет, пусто, темно и тихо, только мыши под полом шуршат, Вика, помнится, первые ночи боялась их… А теперь — ничего, спит себе спокойно, злая, обиженная, а может — не спит, ревет в подушку, но так, чтобы никто не слышал, даже мыши. Ничего, отойдет к утру, и все само собой рассосется.
Глава 5
Не рассосалось, Вика с ним не то что говорить — смотреть в его сторону не хотела. Утром молчком прошла в ванную, посидела там под шум воды и вернулась, снова заперлась в комнате. Есть не стала, буркнула что-то вроде «отвали» через закрытую дверь, и Егор больше не настаивал. Сидел в кухне, смотрел то в окно, то на часы и ждал. Самое поганое занятие — ждать, нет в жизни ничего хуже этих пустых часов, бесконечных, долгих, точно вычеркнутых из жизни, когда от тебя ничего не зависит. Позвонит — не позвонит, приедет — не приедет, найдут их тут или нет? Найдут, конечно, это вопрос времени, по самому большому счету они с Викой уже неделю только и делают, что ждут, и уже привыкли. Он точно привык, а вот Вика… Ее не видно и не слышно, затаилась, как мышь, аж злость берет и жалость одновременно, но ситуация — поганей некуда, и надо бы все ей объяснить, но сам пока толком ничего не знает. Не о чем им сегодня говорить, вот и весь сказ.
Из комнаты Вика вышла к вечеру: бледная, щеки запали, глаза сухие, прошла, села на табуретку в углу и принялась натягивать свои сапоги. Егор молча наблюдал за ней из кухни, следил, как та возится с неподатливой застежкой. Справилась, наконец, поднялась, покачалась, проверяя устойчивость, но один каблук подвел, закачался вместе с ней, но Вику это не остановило. Она потянулась к шубке, и тут Егор не выдержал.
