– Оставить? Спасибо. В смысле… Почему?
Никто раньше не дарил Джули свои «диетические» фотографии.
Никки смеется.
– Ты мне нравишься. Слушай, я дарю тебе это, чтобы ты навсегда запомнила, что я сейчас скажу. О'кей? Так вот, смотри: я сделала это. Я прошла путь из точки А в точку Б, и это было нелегко, но я это сделала. И не то чтобы я мисс Сила Воли. Я пью. Я курю. Я несколько лет мирилась с ушлым типом, который обращался со мной как с дерьмом, так что я далеко не совершенна. Но я решила свою самую большую проблему, потому что приказала себе. И ты тоже так можешь.
– Откуда вы знаете, что у меня… что я…
– Ты чуть не упала в обморок у меня на кухне, помнишь? И ты не больна, так?
– Нет, не думаю. – Джули делает паузу. – Нет, я не больна.
– Ты жирная, как я была раньше.
Джули смотрит на свои руки и ноги, тощие, как палки.
– Спасибо, – улыбается она.
– У тебя лишний вес не под кожей. Это на самом деле не жир, а комплексы, проблемы. – Никки стучит пальцем по голове. – Это все вот тут. Я такое уже видела. Так что бери фотку и помни, что ты жирная, какой была я, только твой жир называется страхом. И ты от него избавишься, как я.
Чтобы стать нормальной. Чтобы стать стройной, нормальной, привлекательной и лишенной комплексов… А зачем? Чтобы ходить в нормальные пабы и нормально развлекаться и чтобы ушлые типы трахали и использовали тебя, потому что ты такая хорошенькая и нормальная, что им просто хочется тебя сломать? Никки выглядит как кукла Барби, которую зажарили на вертеле или засунули в духовку – она какая-то съежившаяся и обожженная, словно у кого-то закончились «Шринки-Динкс»
[28]
и он решил: какого черта, запеку Барби, потому что просто ненавижу ее, хочу сделать ей больно, расплавить ее прекрасную пластмассовую кожу… Но Никки милая, и в том, что она говорит, не просто есть смысл; пожалуй, ничего умнее Джули не слышала за весь год. Но даже будь Никки жирной, она все равно была б милой.
– А как вы с ним расправились? – спрашивает Джули. – Я имею в виду вес?
– Диета «Слим Фаст», – отвечает Никки. – Молочные коктейли. Это было легко.
– Жаль, что они от страха не помогают, – говорит Джули.
Никки смеется.
– Ты мне нравишься, – повторяет она. – Ты забавная. Теперь пошли, поищем Шантель. Я ее уже несколько часов не видела.
Глава 22
Шантель сидит у Люка. Она проторчала здесь весь вечер.
– Так ты что, совсем не собираешься на свою вечеринку? – спрашивает Люк.
Уже почти десять, и Шантель, похоже, намерена здесь заночевать. Она сбросила кроссовки и свернулась клубочком на кровати. Люк сидит в кресле, пытаясь понять, что у Шантель на уме – не собирается ли она часом на него наброситься? Люк не мастер читать мысли женщин, по крайней мере настоящих, которые на самом деле существуют. Для него не проблема предсказать поведение телевизионного персонажа, но если речь идет о реальных людях, тем более – женщинах, то он пас. За всю жизнь у Люка было четыре партнерши. Первой с неизбежностью стала его домашняя учительница Вайолет, сексуальная добрая тетка слегка за тридцать. Научив Люка читать, писать и складывать числа столбиком, она в конце концов прониклась к нему жалостью и научила трахаться. Ему тогда было шестнадцать.
Потом Люк завязал роман на расстоянии с подругой по переписке, которую обнаружил в «Телетексте». У него на тот момент было несколько таких друзей, но он всех позабыл, когда увлекся Хлоей. Роман закончился после первого же ее визита к Люку. Они переспали, и Хлоя вдруг сделалась странно молчаливой и замкнутой. Потом она уехала и перестала отвечать на Люковы письма. Он очень хотел услышать от нее, в чем причина и что он сделал не так, но она не ответила.
Примерно через год после Хлои Люк встретил в Интернете Полу, взрослую, зрелую студентку из Плейстоу. Пола училась на дипломном курсе, на руках у нее были три малыша и больная мать, так что она была порядком занята и все время шутила, что Люк – идеальный бойфренд: «запросы минимальные, всегда знаешь, где он, и он никогда не шатается по кабакам». Впрочем, она была довольно непредсказуема. Порой заявлялась в короткой юбке, на высоких каблуках, готовая хихикать, заниматься сексом и болтать о своих мечтах и будущем. А то вдруг приходила ссутулившись, с измученным, усталым лицом, настроенная говорить о своих детях и о том, как же она устала. Люк никогда не мог предсказать, с какой Полой столкнется, и хотя обычно это определялось по ее одежде, временами Пола начинала плакать, даже будучи в юбке. Он понятия не имел, как читать ее мысли.
В те несколько месяцев, что они были вместе, Пола часто навещала Люка, но в конце концов вся эта ситуация стала для нее чересчур. Люк просто недостаточно «земной», объясняла она. В ее жизни слишком много брутального реализма, ее не поймет человек, воспитанный на теледрамах. И еще она не могла поладить с матерью Люка. Джин все время напоминала ей мыться перед приходом. Кто такое стерпит?
А потом была Лиэнна. Люковы шуры-муры с Лиэнной больше всего похожи на подлинные отношения, в том смысле, что он с ней часто видится, у них вполне нормальный секс, и Лиэнна не рыдает круглые сутки. Но все равно их отношения напрочь испорчены тем фактом, что она ему на самом деле не нравится и у них нет ничего общего.
Шантель морщит нос.
– Может, еще схожу. Разве что позже.
Ее нос усеян махонькими веснушками, голос хриплый и резкий.
– А как же твоя кузина? – спрашивает Люк.
– Лиэнна-то? Она там и без меня отлично повеселится. – Шантель вдруг явно делается не по себе. Она садится на кровати. – Слушай, ты что, хочешь, чтобы я ушла?
– Чтобы ты ушла? – Люк смотрит на экран телевизора. Ему не слышно, что там происходит, и он пребывает в недоумении, пока не вспоминает, что вырубил звук. Шантель принесла с собой несколько банок пива, и он в приступе бесшабашности выпил где-то с полбанки. Раньше он никогда не пробовал алкоголь. Пока он пил пиво, Шантель болтала о том, как любит серфинг. – Почему ты так решила?
– Ты все спрашиваешь и спрашиваешь меня про вечеринку.
– Я просто не понимаю, почему ты торчишь тут со мной, когда могла бы оттягиваться на собственном новоселье, вот и все.
Шантель пожимает плечами:
– Ты интереснее.
– Как это я интереснее? – спрашивает Люк. – Я же ничего не сделал в своей жизни. Я ничем не занимаюсь, просто сижу тут, читаю книжки и смотрю телевизор.
Люку вспоминаются все люди, приходившие сюда, чтоб посмотреть на удивительного уродца – ТЕЛЕМАЛЬЧИКА! – будто он рыба в аквариуме или странный жук, пойманный кем-то в банку из-под варенья. Он чувствует себя экспонатом в кунсткамере, не из-за Шантель – с ней-то, кажется, все о'кей, – а из-за того, что долгие годы был вынужден принимать здесь незнакомцев, быть остроумным и забавным и подробно, развлекая публику, отвечать на вопросы о том, как именно умрет, если на него упадет солнечный свет, насколько быстро его кожа сморщится и какой – красной или черной – после этого станет. Отморозки приходившие сюда, никогда не интересовались, не достало ли Люка все это дерьмо, ведь для них это всегда было в первый раз.
