За то время, пока он спасался бегством, в его голове пронеслось великое множество мыслей. Мыслей противоречивых и абсурдных. Он уже несколько дней не мог обрести покой. Что-то в его мозгу мешало сохранять внутреннее равновесие. Он ощущал странное раздвоение. Словно им овладели некие силы, заставлявшие его совершать противозаконные поступки.
Он пытался объяснить свое состояние усталостью и не относился к этому серьезно.
Но теперь он вообще перестал понимать, что происходит.
Музейная сигнализация пронзительно верещала, а он совершил два убийства и кражу. «Убийство» и «кража» — эти слова совершенно не соответствовали его кодексу поведения.
Он взобрался по стене какого-то здания на крышу и побежал по ней с той же легкостью, с какой бежал по земле. Через пару минут сзади раздался вой сирен. Звук постепенно приближался. «Еще одна полицейская машина», — подумал он. Но ему было все равно.
Он уже отбежал на достаточное расстояние, чтобы ускользнуть незамеченным. Поэтому ему ничто не угрожало.
Он спустился на землю, прошел по узеньким улочкам, освещенным слабым светом бумажных фонариков, потом снова вскарабкался по стене и залез на крышу маленького двухэтажного дома.
Ночь была темной, потому что небо заволокло тучами. Но когда они немного рассеивались, выглядывала круглолицая улыбающаяся луна, тускло освещавшая все вокруг, и отблески ее света придавали пейзажу сюрреалистический оттенок. А еще это напоминало бессвязный сон. Как будто он вступил в поединок с миром. Миром двойственным, полным угроз и великих открытий. Впереди сгущались тени. Он остановился.
— Ты принес? — раздался голос из темноты.
Йоши нащупал боковой карман, расстегнул молнию и вынул пластмассовую коробочку. Потом молча простер руки к незнакомцу.
— Никогда не убивай того, кто этого не заслужил, — прерывающимся голосом прошептал Йоши.
Бусидо, кодекс поведения воина, утверждал то же самое.
Коробочка в его руке дрожала. И ужаснее всего было, что он не понимал почему.
— Вспомни: «Не убивай, пока…» — незнакомец понизил голос до зловещего шепота.
Договаривать он не стал.
Фразу должен был продолжить собеседник. Сказать и сделать.
— Не убивай, пока это не понадобится… — еле слышно произнес грабитель. Механически повторяя заученную фразу, он вдруг осознал, что ее смысл полностью отрицает то, ради чего он столько лет трудился и во что верил.
Незнакомец вышел из тени. Движения его были медленными, капюшон длинного черного плаща закрывал лицо.
— …пока это не понадобится братству, — прошептал японец.
— Это понадобилось. Мудрость, заключенная здесь, не имеет цены, — сказал незнакомец, забирая коробочку и пряча ее во внутренний карман плаща.
Учитель боевых искусств сжал кулаки, да так сильно, что его длинные ногти впились в ладони и на них выступила кровь.
Торжество зла причиняет боль. Жить больно.
— Теперь выполняй уговор. Настал долгожданный день.
— День, когда ты соединишься с Вселенной. Настал долгожданный день. — Воин сам удивился тому, что говорит. Казалось, он вслушивается в далекое эхо и повторяет за ним.
Йоши вынул из ножен меч и взмахнул им. Двуручный меч катана со свистом рассек воздух, описав два полукружья. Еще один взмах. Убийственный клинок пронесся почти у самого лица, затененного капюшоном. Одно стремительное движение, и исход мог быть летальным. Но незнакомец сохранял полнейшее хладнокровие.
Они оба его сохраняли.
Йоши опустился на колени. Ритуал следовало продолжить.
Стальной клинок был нацелен теперь в живот человеку, укравшему мозг Эйнштейна.
— Нет, Йоши. Это слишком простой финал, — прошелестела тень.
Лунный отблеск упал на крышу, и Йоши отчетливо увидел лицо собеседника. По крайней мере, его глаза. Их взгляд излучал великую мудрость и в то же время причинял великую боль.
Не потребовалось ни жестов, ни криков. Йоши просто сник под напором этой беспредельной жестокости, как сникает человек под градом проклятий или проливным дождем.
Йоши хладнокровно изменил положение меча: теперь он целился в горло.
И как безумный в полной тишине пронзил себе горло клинком.
* * *
Корчась в агонии, обессилев от мук и смертельной усталости, Йоши уже плохо различал, что творилось вокруг. Но ему было ясно, что он остался один.
Его охватило сомнение.
А что, если он с самого начала был тут один? Может, человек, с которым он разговаривал, ему привиделся?
Тени сгущались. Но сознание Йоши неожиданно прояснилось. Вместе с болью за десятые доли секунды до смерти пришло ощущение свободы и уверенности. Наконец-то он освободился от своего преследователя и стал самим собой! Как будто в доме с занавешенными окнами внезапно раздвинули шторы, открыли жалюзи, и солнечный свет, ворвавшись внутрь, разогнал тьму. Йоши вдруг осознал, что важнее всего в жизни.
И тут произошло наихудшее. Потому что только теперь Йоши понял: все это ему не снится. Ему открылась страшная, кровавая, ненавистная правда, заключавшаяся в том, что все случилось наяву и что подчас явь бывает ужаснее самых жутких ночных кошмаров.
А потом наконец пришло успокоение.
ГЛАВА 9
Рыжеволосая разведчица связалась по Интернету с «великим А». Агент Сальдивар никогда не красилась; ее кожа отличалась удивительной сияющей белизной, еще больше оттенявшей и без того ярко-рыжий цвет волос. Никто бы не догадался, что она латиноамериканка.
Ей нужны были максимально полные сведения об Эйнштейне. В японском городе Осака похитили кусочек мозга Эйнштейна, хранившийся в музее в качестве реликвии.
Очертания острова Окинава, расположенного на севере архипелага японских островов, пока еще были еле различимы вдали, у линии горизонта.
Самолет компании «Американ эрлайнс» летел над морской гладью к Японии, намереваясь приземлиться в футуристическом аэропорту Кансай, построенном в бухте Осаки в 1994 году архитектором Ренцо Пияно на искусственном острове в пяти километрах от побережья. С побережьем остров связывают мост и скоростная железная дорога протяженностью четыре километра.
В 2003 году здания аэропорта не разрушились даже во время сильнейшего землетрясения.
Юный сетевой анархист вновь замаячил на экране, когда агенты уже подлетали к аэропорту.
— Оказывается, Эйнштейн был очень суеверен! Ах, пардон, религиозен! — Хакер театрально рассмеялся и ухватился за кольцо в носу, будто собираясь его вырвать.
Джулия и Боско отметили про себя, что в его репертуаре театральных жестов появилось нечто новенькое.
Причем жест этот, несомненно, причинял ему боль.
