— Егор, ты мне нужен. Поговорить надо. А ты, Роман-джи, давай шуруй в Храм… началось уже все.
Егор чуть не взвыл — вот тебе, здрасьте! А как же просмотр файла… и Маринка… и лучшие места в Храме?!
Ромка-джи довольно хихикнул и пулей умчался внутрь. Эх, невезуха какая, а?!
— Пошли, Егор. Присядем в Храме… только не в зале… чтобы не мешать никому…
Когда они уселись в маленькой комнате с двумя недействующими рукомойниками на стене, староста долго молчал. Вот ведь как издевается… старый хрыч! Отец его недолюбливал… не зря, видно!
— Москвичи провожатого требуют, — вдруг сказал староста. — Я-то тебя хотел нынче в Челябинск направить. В охране. Караван собираем… шкуры повезем, ген-кумыс, двухлеток погоним. В этом году с верблюдами у нас хорошо. Ромка-джи уже был там, а теперь и тебе вместе с гостями пора…
— А кто в дозоре останется?
Староста Володя прикрыл глаза и нехотя пробормотал, не ответив на вопрос:
— Я-то тебя бы сроду не отпустил… кроме как в охрану до Челябы. Но москвичи — еретики-гяуры-блять — Ромку-джи не просят в провожатые. Любопытен он без меры… глуп. А ты им подходишь… да и с калашом ты управляешься лучше других…
— Э-э-э… ну… спасибо… А куда идти-то? Не в Челябу, что ли? А куда?
— На Комбинат им надо, — прошептал староста и вдруг остро глянул прямо в глаза Егора. — На Комбинат они хотят, понял?
— Так… это… там же атомы и радиация?!
Староста перестал прожигать Егора взглядом и снова закрыл глаза. После долгого молчания он сказал:
— Печень болит. Болит и болит… вот уже два года скоро. Сдохну, поди. Рано или поздно все мы перед Вседержителем предстанем — кроме демонов. Денно и нощно Господа-Аллаха молю о народе нашем, под сенью Веры-Истины пребывающем…
Издалека еле слышно донесся многоголосый гул… Город смотрел файл новостей…
— Сдохну… ответ перед судьями праведными буду держать. За всех. За всех, понял?! За весь Город! И простит мне Господь-Аллах этот грех — простит! Ибо отправляю я тебя с этими лукавыми, сам не ведая куда. И отправляю я тебя, надеясь, что Вера-Истина в тебе… и ты с нею. И что спасет она тебя от путей ложных, от соблазнов неверных.
Староста Володя замолчал. Егор перевел дух. Ни хрена себе… на Комбинат идти… Да еще и с Саввой и Зией! Да еще и с молитвенной помощью старосты! Ох…
Староста открыл глаза и буднично спросил:
— Грузовик они починят? Как ты считаешь? — И видя, что Егор опешил от того, что с ним советуются, как с равным, прикрикнул: — Чего рот открыл? Починят или нет?
Егор покраснел. Как-то само собой все они трое посчитали, что грузовичок-то московским починить — раз плюнуть. Ученые же!
— Поручаешь вам, просишь, как взрослых, а вы… — сказал староста. — Ну да ладно. Иди давай. Невеста заждалась.
Егор прижал руки к сердцу, торопливо поклонился и пошел в Храм. Спокойно пошел. Специально не торопился. Староста Володя — язва, конечно. «Невеста заждалась»!.. Скажет тоже. И обязательно по больному месту пнет, честное слово! Конечно, Егор в мечтах своих Маринку давно своей невестой считает. Но она же дитя совсем… ветер так в голове и гуляет.
Егор вдруг вспомнил, как Маринка его целовала, и помотал головой. Ох, шайтан-Маринка. Колдовская порода, вся в Маму-Галю. Кто увидит — влюбится, кто влюбится — навек не отстанет. Мулла-батюшка и то перед Мамой-Галей не устоял. А ведь солдат старый, закаленный. Когда он в Город пришел, старухи сразу определили — не жилец! Живого места на человеке не было, весь в ранениях и язвах.
И как ему не влюбиться было, когда Мама-Галя на старух только посмотрела презрительно и солдата к себе забрала. Три месяца выхаживала. Она да дед Егора. И вытащила-таки с того света, вытащила! Вот он, Иисус-Любовь, что делает! Творит он чудеса пред лицом Господа-Аллаха, отца своего небесного…
В зале было темновато. Егор подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и на четвереньках пробрался через детвору к самым лучшим местам. Там, у ног стариков, восседающих на почетном первом ряду, собралась вся компания, включая Руслана — Маринкиного братика. Егор вежливо извинился перед стариками и, неожиданно для себя самого, решительно отодвинул Русланчика в сторону, сев рядом с Маринкой. Та весело взглянула на него, а потом… а потом взяла его правую руку и закинула себе на плечи! Прижалась, как ягненок, к Егоровой груди… только волосы нос ему щекочут…
«Иисус-Любовь! Моя, моя, моя! Любимая моя!»
Мало того, что Егор весь как в тумане, так она еще вдруг подняла голову, прошептала на ухо: «Сиди смирно. Файл, говорят, очень интересный!» — и быстро-быстро поцеловала… едва коснулась… куда то в подбородок.
Егор смотрел на экран и ничего не видел. Хотелось орать от восторга, но надо было сидеть тихо, почти держа на руках любимую девчонку, и стараться унять бешено бьющееся сердце.
* * *
А фильм-файл Зия с Саввой привезли, оказывается, просто замечательный! После до слез жаль стало, что Егор только треть от него и помнит — Маринка же на руках, Маринка! Вроде и смотрел на экран не отрываясь, а хоть пытай — не вспомнит связно того, что от счастья и любви пропустил.
Господь-Аллах, ему скоро в путь-дорогу собираться, как и героям фильм-файла этого, за душу берущего! Поневоле все по-другому воспринимать будешь, чем, скажем, час назад, до того, как со старостой разговаривал… как взрослый разговаривал, между прочим! И в дороге будет он думать о любви, совсем как те батыры, что во все времена с врагами бились. Ибо где великие подвиги, там и любовь великая. А то, что подвиги будут, Егор ни на минуту не сомневался! Сейчас он готов был выйти в пустыню с голыми руками, хватать карачи и обрывать им ноги, добыть с Луны живого демона, переплыть океан и спуститься в адское пекло — всё ему теперь было по плечу!
Он попытался было шепнуть что-то бессвязное Маринке, но она только дернула плечом, увлеченная происходящим на экране.
Нет, а файл был замечательный — «Погружение», — и тоже про старинные времена!
Егор вздохнул и попытался сосредоточиться на фильм-файле…
Отрывок из фильм-файла «Полное погружение»
Средний Урал, Недель, Академия МВ, 2161 год.
Третьекурсник Василий Лахтин вытер лоб ладонью, машинально отмахнувшись от назойливого ментального щупа, причудливо извивающегося с правой стороны головного обруча. Собственно говоря, и щуп, и обруч существовали только в его воображении, но менее реальными они от этого не ощущались. Сердце болезненно толкалось в ребра, подло тошнило.
Да-а…
Такого противника он не встречал уже давно! Ловко и споро Василия загнали в болевую зону… и чуть было не выпотрошили с ужасающей скоростью и жестоким равнодушным профессионализмом.
«А я-то… хорош гусь-дубина! Нарисовался… с тремя дезинтеграторами — ха! Тоже мне, герой-разрушитель! В два счета и схлопотал по мордасам!» — самокритично прошептал Василий, придавая спинке кресла наклон в сорок пять градусов.
