Месть женщины
Байрон отбросил книгу в сторону и прикрыл рукой глаза. Хорошо, что сейчас его никто не видит.
Каролина обещала отомстить по-своему и сделала это! Если честно, ни одна другая знакомая ему женщина не была способна поступить именно так. В его душе боролись восхищение безумной Каро и злость на нее. Ах, если бы он мог любить эту необыкновенную женщину!
Но он не мог, не любил с самого первого дня, не любил даже тогда, когда они были любовниками…
Кажется, он сам помнил роковое письмо дословно:
«Леди Каролина, я вам больше не любовник, и так как вы вашей совсем не женственной назойливостью вынуждаете меня к признанию… узнайте же, что я люблю другую, назвать ее было бы с моей стороны бесчестно… в доказательство моего расположения к вам позволю себе дать следующий совет: излечитесь от своего тщеславия, оно смешно, изощряйтесь с другими в своих бессмысленных капризах и оставьте меня в покое.
Ваш покорный слуга Байрон».
Каролина отомстила по-своему, пока она просто устраивала в своем имении в Брокет-Холле «народные» празднества с сожжением всякой всячины, связанной с его именем, Байрона ничуть не задевало, напротив, было смешно. Но Каролина пошла дальше — она написала книгу об их страсти, представив его в весьма неприглядном виде. Даже если бы в этой книге не было ни слова правды, ей поверили бы, поскольку большего преступника перед нравственностью и моралью в Англии не имелось.
Но в том и беда, что в книге слишком много правды, и все это знали.
Как реагировать? Показать, что взбешен, или сделать вид, что не подозревает о существовании этого сочинения?
«Гленарвона» ему прислала мадам де Сталь, делать вид, что ничего не знает, нелепо.
Может, написать ответ, в котором показать свое видение их романа и свое отношение к навязчивой даме? Но Байрон сколько угодно мог делать вид, что он всего лишь раздражен навязчивой страстью леди Каролины, в душе он прекрасно понимал, что виноват перед ней, виноват в обмане, в нелюбви с первой минуты.
Но если бы только по отношению к ней…
Невозможно перечислить всех женщин, обиженных на Джорджа Байрона, если бы каждая из них решила написать свою книгу, то составилась бы, пожалуй, целая библиотека.
Байрон от души посмеялся над двумя особенностями сочинения Каролины: над тем, что главный герой, прототипом которого являлся, немыслимо хорош (чтобы оправдать неистовую страсть главной героини?) и что по воле автора Гленарвон погиб в морской пучине. В этом вся Каролина — лучше пусть любовник канет в морских волнах, чем достанется другой…
Но он не знал, что главную свою месть леди Каролина Лэм совершила раньше, когда… впрочем, об этом лучше рассказать подробней.
Месть женщины иногда непредсказуема, а месть такой женщины, как Каролина Лэм, тем более.
Неистовая Каро…
С лужайки за домом доносились крики и детский визг. Для Девоншир-Хаус это привычно, в поместье множество детей — трое собственных герцога и герцогини, дети его любовницы Элизабет Фостер, дочь и сын Элизабет и герцога Девонширского и племянница герцогини Каролина. Веселая банда, будучи предоставленная самой себе и слугам, потому что взрослым всегда не до них, носилась по дворцу и окрестностям, вечно что-то круша на своем пути, разбивая и портя.
Если предстояли гости, детей загоняли в их крыло и вот на эту лужайку, гам с которой до парадных залов не долетал. Гости в Девоншире бывали часто, несмотря на болезни герцогини, а потому младшее поколение чаще всего именно так и резвилось.
— Джеймс, что это вы делаете?!
Конюх изумленно обернулся на голос девочки:
— Даю вашему Вихрю корм, миледи.
— К-какой корм? Это?! — Каролина с ужасом кивнула на охапку сена, в которую тут же с удовольствием зарылся мордой ее конь.
— Да, — недоумевал Джеймс.
Девочка почти метнулась к двери:
— После обеда осталось прекрасное мясо, Нэнси сегодня готовила оленину… Нужно принести.
— Лошади не едят мясо!
Джеймс успел крикнуть это раньше, чем Каролина скрылась за дверью. Девочка замерла на месте, мгновение постояла, потом повернулась:
— А… что едят лошади?
— Овес… сено… — конюх кивнул на Вихря.
Но Каролина уже сама наклонилась к морде Вихря, с изумлением наблюдая, как в его рту исчезают травинки.
— И… часто он так?
— Всегда. — Конюх уже сообразил, что Каролина просто не представляет, чем кормят лошадей, а потому попробовал напомнить: — Вы же видели, как он щиплет травку…
— Я думала, он что-то нюхает… Цветы…
С трудом сдержавшись, чтобы не заржать громче лошади, Джеймс объяснил:
— Лошади едят траву и овес.
— А зимой?
— Овес и сено. Морковку, иногда хлеб…
— А мясо?
— Нет, конечно.
— Правда? — Глаза девочки смотрели испытующе, она никак не могла понять, почему ее Вихрь не ест оленину.
— Правда.
Еще несколько мгновений понаблюдав за Вихрем, с удовольствием поглощавшим сено, Каролина вдруг метнулась из конюшни. Не успел Джеймс подумать, не собирается ли она все же принести жаркое для пробы, как снаружи раздался вопль:
— Лошади не едят мясо! Они едят сухую траву!
Племянница хозяйки Девоншир-Хаус Джорджианы, герцогини Девонширской, таким образом сообщала своим кузинам и кузенам потрясающую новость. Через полминуты конюшня была полна детей — младшее поколение хозяев имения явилось убедиться, что лошади не владеют ножом и вилкой. Гам, поднявшийся на конюшне, заставил поволноваться и конюхов, и лошадей. Девочки жеманно шарахались в стороны при каждом лошадином пофыркивании, визжали, чем вывели из себя сначала и без того не любившего шума Буяна, а потом старшего конюха Констана. Когда взбешенный визгом Буян начал колотить задними копытами в стенку своего стойла, старший конюх подошел к Каролине и строго потребовал:
— Миледи, уведите своих друзей из конюшни, здесь становится слишком шумно.
Каролина, которую ничуть не испугало беснование Буяна, в это время тыкала в морду Вихрю очередным клоком сена:
