По правде говоря, ни на что другое у Рено и не было сил, такую он чувствовал всепоглощающую слабость… Но он был счастлив, потому что остался в живых, а это волшебное ощущение, даже если тебе трудно и больно дышать. Еще он был счастлив оттого, что находился в королевском дворце. Подумать только! Под одной крышей с Маргаритой, его обожаемой королевой. Она тоже была здесь, где-то там внизу, под его чердачной комнаткой. На самом деле совсем близко. И Рено стал мечтать, что однажды она придет его навестить… И вдруг забеспокоился: а как он выглядит? Он провел рукой по лицу и понял, что зарос многодневной щетиной – наверняка она сделала его уродом! Торчит – так ему показалось – и царапается! А волосы? Всклокоченные, перепутанные, ни дать ни взять скирда соломы. Но может быть, странная женщина-лекарь будет так добра и приведет к нему цирюльника?
Когда Герсанда вновь вошла в его келью, неся в одной руке флакон с зеленоватой жидкостью, а в другой – ложку, он попросил ее об этом. Она улыбнулась, заставила его выпить ложку густой, тягучей, пахнущей пряными травами жидкости, довольно приятной на вкус, а потом сказала:
– Появилось желание нравиться? Очень рада, это хороший знак. Конечно, вашу прическу надо привести в порядок, но я на вашем месте не спешила бы сбривать бороду. У вас ввалились щеки, запали глаза… Эти недостатки нужно скрыть.
Теперь Рено знал, как он выглядит, и согласился с Герсандой, что торопиться некуда. Зато он добросовестно съел все, что лежало на подносе, который принесла ему служанка, а именно: жареную дичь, белый хлеб и свежий сыр, не устоял и перед небольшим кувшинчиком вина. Рено решил, что еда – лучшее лекарство для того, чтобы из мешка с костями снова стать человеком.
Завершив свою трапезу, он поудобнее устроился на кровати, чувствуя, что его клонит ко сну. Но тут вдруг дверь скрипнула, и он вновь услышал шуршание платья. Как видно, снова вернулась Герсанда. Он не стал открывать глаза. Но через несколько секунд почувствовал, что кто-то неподвижно стоит возле его кровати и духи, которыми на него повеяло, совсем не похожи на духи его целительницы. Он приоткрыл глаза и вздрогнул: у его кровати стояла Бланка Кастильская. Спрятав руки в широкие рукава белого суконного плаща, отделанного горностаем, она стояла и смотрела на Рено таким пристальным взглядом, что он невольно встревожился. Из всех людей на свете Бланку он хотел бы увидеть в последнюю очередь, потому что все их встречи заканчивались не слишком радостно.
– Ваше Величество, – пробормотал он. – Благородная королева, я…
– Ничего не опасайтесь, – проговорила она с несвойственной ей благожелательностью. – Я пришла не для того, чтобы вас обеспокоить, я хочу узнать, как вы себя чувствуете. Дама Герсанда долго беспокоилась о вас, поскольку жар не спадал, но сегодня она сказала, что у нее появилась надежда. И я хотела убедиться собственными глазами, что вам стало лучше.
– Ее Величество королева… очень добра!
– Вы в самом деле так считаете? Но я, кажется, не давала вам повода так думать. Вы были мне не по душе – что правда, то правда, да и теперь не стали милее. Вы мне напоминаете об одном очень тяжелом моменте в моей жизни. Но… Вы спасли короля, бросившись на острие кинжала убийцы, вы рисковали своей жизнью… Думаю, что король сумеет вас отблагодарить, и я, со своей стороны, тоже хотела бы оделить вас чем-то в знак благодарности. Чего бы вы желали?
– Ничего… Только служить французской короне, как я поклялся на смертном ложе сира Олина де Куртиля, которого привык называть отцом.
– Вам не понравился император Бодуэн?
– Понравился! Я чувствую к нему величайшее почтение, благодарность и любовь за то, что он оказывает мне покровительство. И за его личные достоинства тоже. Но… Он император Константинополя. И должен жить в Константинополе, это естественно, он там родился, и это его родовое владение. Но Константинополь – не моя родина. Я буду там чужаком, и к тому же несчастным…
– А где вы не будете чужаком?
– Во Франции, потому что она взрастила и вскормила меня…
– Но ведь родились вы в Святой земле, не так ли?
– Так, и я всегда мечтал о ней. Больше всего на свете я хотел служить королю, а с тех пор, как Его Величество принял крест…
– Отправиться в крестовый поход! – неприязненно проговорила Бланка. – Участвовать в этом пышном и безумном предприятии! Распустив боевые знамена, мчаться на конях на край земли, бросив на произвол судьбы свое королевство!
– Бросить? Разве можно говорить о брошенном королевстве, если управлять им будет королева Бланка?
– И вы туда же! Но очнитесь хоть на миг, молодые безумцы! Я уже стара, я могу умереть!
– Нет, мадам! Бог не допустит ничего дурного, потому что король отправится освобождать могилу его сына.
Рено произнес это с такой неподражаемой уверенностью, словно говорил об очевидном, что королева-мать особенно внимательно посмотрела на него.
– Откуда вы все знаете? Прочитали в Евангелии? С чего вдруг такая неколебимая уверенность?
– Сам не знаю, Ваше Величество. Но я так чувствую.
Королева вновь внимательно взглянула на юношу: уж не насмехается ли он над ней? Но нет, лицо раненого было простодушно и искренне, и он высказал только то, что было для него несомненной истиной. Что могла возразить королева? Она собралась уходить, сказав на прощание:
– Выздоравливайте! Уверена, что король придет вас навестить.
И она вышла. У порога королева-мать столкнулась лицом к лицу с Санси. Та на цыпочках, приподняв обеими руками платье, кралась по коридору. Коридор, куда выходили комнатки, предназначенные для королевских офицеров, был очень узок, так что встреча была неизбежной. С «О-о!», выразившим немалое огорчение, Санси отпустила платье и быстренько поклонилась – вот уж кого она не ожидала здесь увидеть, так это «старуху». А та весьма сухо осведомилась, что это она тут делает. Санси отважно выступила против своего врага:
– Я пришла узнать новости о здоровье… – тут она прервалась, чувствуя, что не в силах произнести имя Рено, немного помолчала, но так и не смогла продолжить.
– По собственному желанию или вас послала королева Маргарита?
– Мы обе интересуемся его здоровьем, – отважно заявила Санси. – На долю бедного юноши выпало столько несчастий, что из одного только христианского долга хочется облегчить его участь. К тому же я знаю, что королева, – перед узурпаторшей Санси особо подчеркнула титул своей госпожи, – скоро осведомится о том, как он себя чувствует сегодня.
– Значит, вы опережаете желания своей госпожи?
Похвальное рвение у придворной дамы. Однако скажите, сколько вам лет, Санси?
– В день святой Марии Магдалины исполнится тринадцать.
– И вы, наверное, мечтаете вернуться в свои родные края? Барон де Синь, ваш отец, очевидно, рассчитывает на вашу крестную, надеясь, что она выдаст вас здесь замуж, но боюсь, что при дворе ей будет трудно исполнить его пожелание. А вот в Провансе ваше имя и ваше приданое окажут вам помощь.
