Счастье, которым лучилось прелестное лицо Маргариты, ранило сердце Рено, а неспешное продвижение армии приводило в отчаяние. Так до Святой земли они доберутся не раньше, чем через год, а то и через два!
– Нашему господину кажется, что он получил мало благословений? – проворчал как-то вечером Рено в шатре Робера д’Артуа, который любил шатры больше всех замков на свете, а в этот вечер собрал у себя своих рыцарей, чтобы попробовать местное вино. Принц подошел к нему, огрел по спине ударом, способным свалить с ног быка, что было у него выражением дружеской приязни, и громко воскликнул:
– Потерял терпение, жеребенок? Не терпится сразиться с неверными или хочешь узнать, так ли хороши их девушки, как о них говорят?
– Скорее первое, сир Робер! Войско тоже в нетерпении. Сейчас не время распевать псалмы!
– Вы просто ничего не понимаете, ни ты, ни войско! Ты забыл, что крестовый поход – это паломничество, и во время него нужно молиться в каждом святом месте? Ты же видишь, что король не снимает своей паломнической одежды?
– Об этом я не подумал. Значит, нам повезло, что мы все не идем пешком?
– Конечно, повезло! Но ты утешайся тем, что очень скоро мы поплывем по морю и там нам вряд ли встретится много церквей!
Самая долгая остановка была в Лионе. Папа, судя по всему, не собирался возвращаться в Рим, и не было никакой возможности обойти Лион и не встретиться с ним. Людовик IX, которому набожность никогда не мешала быть трезвым политиком, воспользовался этой встречей, чтобы поручить свое королевство папе – его пастырский крест мог преградить дорогу Генриху III Английскому, если тому придет вдруг в голову мысль покуситься на земли Франции. Постарался он в очередной раз навести мосты для примирения между понтификом и его ненавистным недругом, императором Фридрихом. Разумеется, безуспешно. Но Людовик всегда исходил из принципа: кто не пытается, тот стоит на месте. И со спокойной совестью двинулся дальше…
Стемнело. На небе загорелись яркие звезды, но в воздухе, хоть и по-летнему теплом, чувствовалась сырость близлежащих болот. Рено подобрал длинные ноги и потянулся, чувствуя, что тело у него затекло. Он слишком долго просидел на корабельных канатах, наблюдая за оживленной жизнью порта, за неустанным снованием грузчиков между новым причалом и кораблями. Завтра отплытие. Завтра в самом деле начнется великий поход. Наконец-то!
Он обернулся к большой круглой башне с подобием бельведера наверху – из всех оборонительных сооружений, задуманных королем, только она пока была закончена. На этом бельведере в железной клетке ярко горел огонь, башня Постоянства, так ее назвали, служила еще и маяком, и береговым ориентиром. Рено знал, что Маргарита с сестрой и придворными дамами разместилась в этой башне, и был растроган мыслью, что она находится так близко от него. И подумал, что скоро они будут еще ближе, если только, бог даст, они окажутся на одном корабле… Тогда он сможет видеть ее каждый день и даже подойти поближе, чего не было вот уже много-много дней. И возможно, даже заговорить? Как жаль, что рядом с королевой нет больше зеленоглазой дурнушки… Когда она исчезла? На следующий день после его посвящения в рыцари. Дама Герсанда сказала ему, что у нее внезапно скончалась мать и отец потребовал ее к себе. Но потом она так и не вернулась. Иногда он вспоминал о ней и задавался вопросом: что с ней сталось? Сказать по правде, ему ее не хватало – с ее прямотой, искренностью, с веселым зеленым огоньком, что светился между ресниц, когда в глазах загоралось присущее ей лукавство.
Он задумался, глядя на огненный букет, что полыхал в небе, потом вздохнул и тронулся в путь – ему предстояло еще добраться до лагеря сира Робера. И вдруг из-за груды бочек появился Пернон.
– Вот вы где, мессир! А я вас ищу!
Пернон явно был не в себе, но вовсе не потому, что долго общался с бутылкой. С тех пор как старый воин, обучавший военному искусству молодых в замке Куси, стал оруженосцем Рено, он если и напивался, то в редчайших случаях. Лицо у него потеряло багровый оттенок и стало золотисто-загорелым, но сейчас по цвету оно походило на полотно.
– Да, я здесь. А что такого случилось?
– Дело в том… в том… Я видел барона Рауля!
– И вас это взволновало до такой степени? А, собственно, почему? Что странного в том, что он отправился на Восток? Разве его отец не принимал участия в крестовом походе?
– Так-то оно так, в его участии и впрямь нет ничего удивительного, но меня обеспокоило состояние барона. Когда я его увидел, он бродил у ворот города как потерянный, словно не знал, куда ему податься…
– Вполне возможно, ему захотелось побыть одному, а поскольку он не знает здешних мест…
– Да нет, дело не в прогулке, у него совершенно больной вид. Я успел хорошо его рассмотреть. Никогда я не видел его таким бледным и таким подавленным. Он положил руку мне на плечо, будто мы расстались с ним только вчера, и сказал мне… Да. Вот что он сказал: искупление ждет в конце пути… Он едет, чтобы искупить совершенное преступление… И небо послало ему меня, чтобы я стал свидетелем этого искупления. Он вцепился в меня изо всех сил, а я старался от него освободиться и объяснял, что теперь у меня другая служба и другой господин, но он ничего не слушал. По счастью, подошел один из его рыцарей, мессир д’Аминьи, который меня хорошо знает. Мы с ним вместе осторожно довели барона до его шатра и там передали на руки слугам.
– Что же довело его до такого состояния?
– Как сказал мне мессир д’Аминьи, вскоре после моего ухода барон узнал всю правду о своей любовнице и смерти дамы Филиппы. Гнев его был неистов. Он приказал, чтобы Флору взяли под стражу. Потом она предстала перед его судом и была приговорена к сожжению на костре за колдовство.
– Девушку благородного происхождения сочли ведьмой и сожгли на костре?!
– Такое уже бывало! Но успокойтесь! С ней этого не случилось. Накануне казни она исчезла из тюрьмы, и никто так и не узнал, как ей это удалось и куда она пропала. С тех самых пор сир Рауль не переставал каяться и просить у Бога прощения. Его брат Ангеран только подливал масла в огонь и уговаривал его уйти в монахи, надеясь, что тот зачахнет, заморит себя постом, намереваясь и сам помочь ему в этом. Но тут король объявил крестовый поход, и рыцари замка Куси убедили барона надеть на себя крест как самое верное средство получить у Господа прощение, сражаясь за его город Иерусалим… И как самое верное средство спасти его от злокозненного брата… И вот отряд в составе двенадцати человек покинул Куси. Поначалу все шло благополучно. Сир Рауль снова стал самим собой и только и говорил, что о будущих битвах. По дороге он молился во всех церквях не меньше Его Величества короля. А потом из-за того, что двигались мы очень медленно, он начал прикладываться к бутылке, и вино сильно повредило его здоровью. Когда он пьян, в его голове все перемешивается: и страстная жажда искупления… и жгучая страсть к этой потаскухе, которая мучает его до сих пор. Вот что произошло с несчастным сиром Раулем.
– И как же ему помочь? Можно что-нибудь сделать?
