Каждый из знатных сеньоров разместился по своему вкусу, но все они были людьми военными, привычными к переменам, и без всякого огорчения один день спали на голой земле в лагере, другой – в мраморном дворце, третий – на песке или глиняном полу, если это было необходимо. Большая часть воинов по-прежнему осталась в лагере. Легат вместе со священниками и слугами занял дом по соседству со вновь освященной церковью Девы Марии. Король Кипра расположился в богатом доме сбежавшего купца. Принц де Мори и герцог Бургундский устроились в караван-сарае, он приглянулся им просторным двором и обилием припасов. Не остались без крова и знатные бароны: каждый нашел себе по удобному, красивому дому. В лагере остались коннетабль Умбер де Божо, тамплиеры, госпитальеры и не слишком знатные сеньоры и рыцари, которым принцы доверили охрану своих шатров.
Рено изъявил готовность охранять шатер Робера д’Артуа в надежде наконец-то встретиться с Ронселином де Фосом. Но Робер воспротивился, он не желал отпускать от себя Рено ни на шаг.
– Я боюсь, что какая-нибудь дурная случайность разлучит нас с тобой, – заявил Робер. – А без тебя я не буду знать, где искать Крест, когда мы вернем себе Палестину.
Рено нечего было возразить. Надо сказать, молодой человек дорожил предпочтением, какое оказывал ему господин. Он и сам привязался к нему, полюбив за бесшабашную храбрость, щедрость, веселый нрав, прямоту, которая подчас бывала опасной, и даже за вспыльчивость и гневливость, чреватые самыми неожиданными последствиями. Сир де Жуанвиль, сенешаль Шампанский, тот самый чудак, который не постеснялся попросить у короля денег, а потом бросился на помощь потерпевшей кораблекрушение императрице, рассказал Рено вот какую историю о юном Робере. В те времена Роберу было лет тринадцать, и он водрузил на голову великого графа Тибо Шампанского головку жидкого вонючего сыра, сочтя его предателем, так как тот дерзнул поднять оружие против его матери Бланки, которая была тогда регентшей… Такие случаи не были редкостью, они нанизывались, как четки, знаменуя приступы праведного гнева принца. Рено искренне полюбил Робера, и мечта о том, что в один прекрасный день они вдвоем отправятся на поиски Креста, стала для него заветной… И тогда он отгонял от себя воспоминание о той епитимье, которую наложил на него Иннокентий. У него еще будет время подумать, как ему поступить с обещанием, данным папе, сначала нужно отыскать Крест!
И Рено поселился вместе с Робером в огромном доме, который теперь именовался «дворцом».
На следующий день вечером, ища прохлады, Рено добрел до берега Нила, где неожиданно встретил Рауля де Куси. Барон, привыкнув на Кипре к лагерной жизни, не пожелал оставить лагерь и теперь.
– Я ищу вас со вчерашнего дня! – с раздражением начал барон дрожащим от злобы голосом. – Вас невозможно найти!
– Очевидно, вы плохо искали, сир. Мессира Робера трудно не заметить, а я всегда нахожусь подле него.
– Как вы удобно устроились! Но мне это не помешает потребовать от вас объяснений!
– Я тотчас же объяснюсь, как только вы скажете, в чем дело.
– Вы сами прекрасно знаете, – проскрежетал де Куси. – Под фальшивым именем, назвав своей кузиной, вы посмели ввести в окружение королевы презренную Флору д’Эркри! Эту ведьму, эту убийцу, эту…
– Женщину, которую вы искренно любили и продолжаете любить. Иначе вы не стали бы спасать ее от костра! – спокойно закончил Рено фразу барона, и его спокойствие несколько отрезвило де Куси.
– Я вижу, вы немало знаете обо мне, и хотел бы выяснить, по какому праву! Разве что по праву ее любовника… Не таитесь! Она ваша любовница, и вы устроили ее, чтобы возить за собой. Но приготовьтесь – я вас убью! – и барон положил руку на рукоять меча, собираясь вытащить его из ножен.
Рено равнодушно пожал плечами.
– Убейте, если моя смерть успокоит вас. Я не отрицаю, что желал ее, но думаю, что это чувство испытывает любой мужчина, который приближается к ней. Любви в моем сердце она не пробудила. Однако я многим ей обязан. Она одна пришла мне на помощь, когда я, желторотый юнец, по ложному обвинению был брошен в тюрьму и подвергался пыткам!
– И поэтому вы стали ей помогать?
– Я не помогал ей, барон! Она приехала на Кипр для того, чтобы дождаться там крестоносцев. Остановилась в Никосии и сняла скромный домик рядом с королевским дворцом. В нем я с ней и увиделся, и она мне сказала…
– Что убила мою жену и моего ребенка! Она вам сказала…
– Что любила вас больше своей бессмертной души и ее спасения! Что желала вас всей силой немыслимой и непреодолимой любви, и эта любовь до сих пор не угасла. Мысль, что она будет жить вдали от вас, для нее непереносима. Отправившись на Кипр, она стремилась к вам. Даже если ждала меня…
– Почему она ждала вас?
– Потому что считала, что я могу быть ей полезен. Она хотела, чтобы я помог ей устроиться на службу к одной из принцесс или даже к королеве, чтобы следовать за вами. Но я отказал ей…
– Вы пытаетесь убедить меня в том, что, проведя всю зиму в Никосии, она хотела вернуться ко мне? Почему же тогда она не приехала в Лимасол? Вокруг нашего лагеря поселилось немало доступных красоток. Она без труда нашла бы среди них свое место!
– Не оскорбляйте ее понапрасну! Вы прекрасно знаете, что Флора не из их числа и только роковая любовь к вам толкнула ее на преступление. К вам в лагерь она приехать не могла, потому что боялась ваших рыцарей и опасалась за свою жизнь. Именно поэтому она так стремилась поступить на службу к какой-нибудь знатной даме. Я сделал все возможное, чтобы отговорить ее от этого пагубного намерения. Да и чем я мог ей помочь? Графиня д’Артуа, единственная, к кому она могла бы устроиться с моей помощью, осталась во Франции. Когда король переехал жить в лагерь, Флора исчезла, оставив свой дом, и я решил, что она тоже отправилась в Лимасол, желая попытать счастья и встретиться с вами. Но там ее не оказалось, и я, признаюсь вам откровенно, был очень рад. Но однажды я узнал от самой королевы, что она приютила мою кузину по имени Флора де Безье…
– Вы что, признали ее кузиной? Почему вы не донесли на нее?
– Донести? Постыдное слово и еще более постыдное дело, особенно если речь идет о женщине…
– Вы потворствовали обману и позволили убийце находиться возле Ее Величества Маргариты! Неужели ваша совесть спокойна? А вот я считаю, что вы заслужили наказания, вас нужно прогнать из войска, лишить рыцарского звания, изгнать из Франции…
– Франция и так достаточно далеко, – заметил Рено, которому начинал надоедать этот разговор. Молодому человеку он казался дребезжанием разбитого колокола. – А винить, как мне кажется, нужно не меня. Если бы вы не помогли ей бежать из Куси, одарив на прощание своей любовью, чтобы память подольше не остывала, нам сейчас не о чем было бы говорить. Вы могли бы избавить ее от костра с помощью кинжала или любимого ею яда, но вы ее отпустили. Я же только уплатил ей долг. Ведь когда меня бросили в темницу, от меня все отказались. Все, и вы в том числе, хотя могли бы за меня поручиться, положившись на брата Адама. Так в чем же вы меня упрекаете? Донести на нее можете вы сами, если вам это по нраву, но от меня не требуйте этой грязной работы!
