— Моя мать умерла, когда тот… ребенок был еще жив?
— Ты не ошиблась. Никто не знал, что это мой сын. Обычная детская болезнь унесла его. А женщина уехала в глухую провинцию. Я не удерживал.
— Что ж… останься он жив, он мог быть только твоей радостью. Не больше.
— Слишком часто мне нужно было именно большее. Тебе ли не знать. А радость… — он задумался.
Хали прерывисто вздохнула:
— Ты сам научил меня ничего не бояться. Коли так, скажи, долго ли проживет твой любимец, если именно его сочтут помехой твои преданные слуги? Он — всего лишь скорлупка, которую вода уже бросала на камни. Если еще и камни захотят ее уничтожить…
— Я понял тебя, — сказал он невозмутимо. — Но все же пока он под моей защитой. А это значит немало.
— А потом ты оставишь его, как надоевшую вещь, если он все-таки останется жив? Хорошо. Я желаю блага стране и счастья тебе, как послушная дочь.
Она поднялась. Она ждала хотя бы одного слова — неважно какого. Пусть гневного. Ничего.
* * *
Две девочки и женщина средних лет суетились вокруг Ялен, а та сидела на маленьком сиденье без спинки и ждала, пока ей закончат прическу. Заплетенные по бокам головы косички соединялись с узлом волос на затылке коралловыми заколками, еще несколько прядей, переплетенных красными и золотыми нитями, спадали на спину. Женские прически были куда сложнее мужских, да и волосы женщины носили гораздо более длинные.
Перед Ялен стояла чашка с розовым чаем и вазочка со сладостями — ореховой массой, разделенной на комочки и политой сахарным сиропом. На танцовщице нежным цветом переливалось узкое розовое платье с золотым шитьем на рукавах. Когда прическа была готова, на Ялен надели более темного оттенка гэри с вышитыми длиннохвостыми птицами, застегнули на шее съемный высокий воротничок. На запястья надели широкие чеканные браслеты. На ногах стараниями служанок очутились темно-красные сапожки. В пальцах с натертыми красным порошком ноготками Ялен повертела серебряное зеркальце, задумчиво наморщила лоб. Собственное лицо казалось ей бледноватым. Однако лишь обитатели Алых кварталов пользовались краской. А Ялен сейчас выглядела почти дамой. Черной рисующей палочкой она аккуратно подвела глаза так, что казалось — это лишь тень от невероятно длинных и густых ресниц. Чуть подкрасила губы. Дала знак надеть на себя зимнюю одежду, отороченную беличьим мехом, — розовую с белым. Она намеревалась провести на холоде много времени.
Носилки, которые должны были доставить ее на место, выглядели роскошно.
Ялен улыбнулась мечтательно — непривычным казалось такое выражение на ее лице. Она была вполне довольна тем, что имела.
Каэси Мийа давно уже не испытывал увлечения ею. Но Ялен оказалась весьма удобна и полезна на свой лад. И умела удивлять. Поэтому она ни в чем не нуждалась и даже чувствовала уверенность, что ее будущее обеспечено. Нужно было всего лишь завязывать нужные знакомства с мошкарой, крутящейся вокруг Дома, и после использовать эту мошкару, как удобно Мийа. Ялен наслаждалась подобной игрой.
* * *
Небо зимой прозрачней, чем летом. С одной стороны небольшой каменной чаши располагались сиденья. Те, кто желал, могли остановиться с противоположной стороны и не выходить из носилок. Женщины помоложе и покрасивей не могли не показать себя собравшимся. Тем более Ялен. Конечно, она не осталась в носилках и заняла хоть не самое удобное, но все же хорошее место. Видно было. И ее видели.
Она бросала косые взгляды на Лисов, Асано. Ханари не было здесь. Зато присутствовали старший и двое других сыновей — и это не считая боковых ветвей, народу собралось достаточно. Лисы отличались более широкими лицами, чем Мийа, подобные темной осоке. В одеждах Шену и брата его не было ничего примечательного, но вот боковые ветви Дома подчеркнуто выбирали белые и красные тона. Так же, как боковые ветви Зимородков носили сине-зеленое. Главам Домов подчеркивать свое высокое положение было сейчас ни к чему.
Ялен усмехалась, поглядывая на представителей младших ветвей. Так же, как более низкие семейства суетятся вокруг них, сами они стараются держаться поближе к главам. На нее тоже поглядывали косо многие дамочки из мелочевки. Ялен была одета куда богаче их и держалась намеренно вызывающе, при этом изящно — подобное сочетание забавляло Каэси.
Снега выпало мало, но пока он не таял. Золотые хассы на белом смотрелись чудесно. Тхай любили игры с дикими зверями и змеями. Конечно, на снег змей не выпустишь. Поэтому сейчас были только хассы. Тела людей, мелькающих между хищниками, не уступали им в грациозности. Игры порой завершались смертью — человека. Зверя убить было нельзя. Разве что в случае угрозы зрителям. Но такое было лишь раз, давно. Обезумевший от ярости зверь прыгнул вверх… Больше не повторялось.
Тех, кто был удачлив, ценили. Никого не принуждали к опасной забаве — смельчаки находились сами. Даже из Домов порой выходили желающие. Но большинство жило в Алых кварталах и занималось подобной игрой, как ремеслом. Лучшие — из тех, кто выживал — часто становились позднее укротителями и ухаживали за хищниками при сокровищницах.
Ялен высматривала тех, с кем надо заговорить. Удобный случай устроить было легко. Уже не один человек из людей и свиты Асано стал жертвой ее чар. Даже один мальчик из боковой ветви смотрит на нее восторженно. Жаль, может она не так много. Впрочем, и слуги, и стража — все разговаривают. И говорят порой много интересного. Пару раз даже создали мелкие неприятности своим господам по просьбе Ялен. А если и не сделают ничего — так Мийа сами постараются, используя то, что узнает Ялен. Она застенчиво опустила ресницы, посылая взгляд троим одновременно.
Что же — Каэси Мийа держал в руках школу шин. Обучить в нужной мере одну, пусть упрямую и не слишком-то умную, не составляло труда.
Меньше недели прошло — и Островок всколыхнулся, словно земля, когда ей надоедает дремать на одном боку. Двое молодых слуг, верных двум младшим ветвям Дома Белых Лисов, схватились из-за танцовщицы, и пролилась кровь. Свара в Сердце Островка, да еще среди слуг Лисов… Такое не шло на пользу их господам, и Шену, хоть неприятность и не коснулась его напрямую, готов был своими руками задушить виновных. Даже обычная непроницаемая вежливость почти изменяла ему.
Конечно, оба провинившихся поплатились жизнью. И тот, кто был ранен, и тот, кто остался цел. Ялен полагалось изгнать с Островка, а то и вовсе запретить ей появляться в Столице, но Каэси лишь разводил руками — неужто девушке нельзя родиться красивой? А жена его Кору сетовала на беспутных слуг в присутствии Хали, и та испытала сочувствие. Ялен оставили на прежнем месте, и она, потягиваясь, валялась целыми днями на мягких подушках или танцевала для развлечения — из покоев ей до времени выходить не велели. Зимородки Мийа не скрывали удовлетворения.
Те двое умерли на рассвете, молча — не хватало еще окончательно опозорить господ недостойным поведением в последние мгновения.
Еще не поблекшая луна лениво окинула взором темные пятна крови на снегу. Люди… Уж ее белизны ничем не запачкать.
