— Да уж, простите, полагаю, — сварливо отозвался барон.
— Я не закончил, господа, — с очаровательной улыбкой сказал разбойник. — Сегодня я узнал, что один болван, а именно Пьетро Монтанилла, все же взялся именно за эту работенку по просьбе тех самых помянутых мною лиц. Ох уж этот Пьетро… Алчности у него всегда было больше, нежели здравого рассудка, а предостережений людей поумнее он никогда не слушал…
Пушкин увидел, как лицо барона мгновенно исполнилось самого что ни на есть неприкрытого охотничьего азарта. Он и сам ощутил прилив того же не самого, может быть, благородного, но чертовски увлекательного чувства: вновь перед ними была дичь, была охота, не ускользающие тени, а осязаемые люди, от которых при некоторой настойчивости можно было добиться ответов на вопросы…
— Итак, синьоры, — с выжидательным видом сказал Лукка. — Стоит это жалкую сотню дукатов?
— Безусловно, — сказал Пушкин. — Особенно если учесть, что вы не сказали еще, когда наш Пьетро двинется в гробницу, а впрочем, и не уточнили, где она расположена…
Лукка поклонился:
— С вашего позволения, синьор Алессандро, я обязан еще уточнить, что речь идет не о склепе самого маркиза Мондрагона, а о погребении одного его родственника. Который, хотя и усердно служил богатому дядюшке, все же носил другую фамилию и даже иной герб, а потому покоится вовсе не в фамильном склепе Мондрагонов…
Вынув сверток с монетами, Пушкин протянул его разбойнику. Тот, взвесив на руке, с небрежным видом сунул в карман, не утруждаясь разворачиванием и пересчитыванием. Пушкин поднял брови:
— Вы не намерены…
— Мы с вами дворяне, синьор Алессандро, — сказал разбойник едва ли не спесиво. — И имеем представление о чести… — Он улыбнулся, блеснув великолепными зубами. — А кроме того, вы ведь наверняка захотите продолжать наши отношения и в дальнейшем, вы достаточно умный человек для того, чтобы не облапошивать примитивно ради одного-единственного случая узнать что-то полезное… Людям следует доверять в разумных пределах.
— Когда и где? — жадно спросил барон.
— Сегодня ближе к полуночи, — сказал Лукка. — Только совершеннейший болван вроде Пьетро мог назначить такое время вдобавок ко всему… Склеп совершенно заброшен — род пресекся, изволите ли знать — и расположен в пяти милях от города, по дороге в Прато, там, где она еще идет нижней частью долины Арно. Поблизости есть деревушка, а в деревушке — корчма без названия. Именно там Пьетро и должен будет передать тому, кто его нанял, все, что удастся добыть. Этот человек предусмотрителен и сам в склеп идти не собирается, хотя прекрасно понимает, что Пьетро преспокойно может что-то из найденного утаить…
— А что там может оказаться, в склепе? — затаив дыхание, спросил барон.
— Все, что угодно, синьор Алоизиус, — ответил Лукка. — Кроме хорошего. В былые времена, знаете ли, с чем только ни забавлялись иные наши земляки… Уж если графиня с князем, люди, если можно так выразиться, крайне специфические, не рискуют сами шарить в гробницах, а их посланные боятся приблизиться… Все, что угодно, может там оказаться. Что до меня, я и не пытаюсь искать в старых сказках и жутких легендах рациональное зерно. Прибыли это не принесет, зато неприятностями одарить может по самую маковку. Кто знает? Может, там запечатан какой-нибудь кровожадный демон, взбешенный вековым заточением и оттого крайне опасный для окружающих. А может оказаться, там валяется какая-нибудь пыльная безделушка, с помощью которой можно в два счета прогнать всех мышей из округи или лечить зубную боль, да и то исключительно у светловолосых. Темное это дело, синьоры, я всем этим предпочитаю не интересоваться. Коли уж вам угодно, и вы согласны швырять полновесные золотые — готов содействовать в известных пределах, и не более того…
— Нам потребуется помощь, — сказал Пушкин решительно.
— Можно точнее?
— Вы поможете найти и деревушку, и склеп, — сказал Пушкин, чуть подумав. — Кроме того… я хотел бы захватить этого субъекта, посланца графини, и побеседовать с ним по душам. Вы понимаете, что все услуги будут оплачены…
— Лошадей и карету — с полным удовольствием, — сказал Лукка, не раздумывая. — А что до посланца… Не думаю, что это удачная мысль. В чем вы можете его уличить? В том, что он заполночь обосновался в захолустной корчме?
— Можно дождаться, когда ваш Пьетро вернется с добычей. И потом уже захватить на горячем. Я плохо знаю тосканские законы, но они, несомненно, неодобрительно относятся к грабежу склепов, пусть даже и заброшенных…
— Вот тут вы правы, — со вздохом сказал Лукка. — Эти чертовы законники — тупой народ, сплошь и рядом не способны понять разницу меж уголовно преследуемым гробокопательством и благородной наукой археологией…
— Вот видите. Значит, попробовать не грех.
— Только без меня, — решительно сказал Лукка. — И на сей раз не звените золотом в карманах. Карету я вам дам. Надежных проводников предоставлю. Но ни я сам, ни мои молодцы ни в какие события замешаны быть не должны. Вам проще, синьоры. Вы в любой момент, как пташки перелетные, можете сняться с места и упорхнуть за тридевять земель. А мне здесь жить и жить. Это мой родной город, я здесь добился определенного положения, тяжело будет лишиться всего…
— Ну, хорошо, — сказал Пушкин. — Я не требую от вас чересчур уж многого, спасибо и на том, что согласны сделать… Вот что. Строго говоря, что из себя представляют графиня де Белотти и князь Карраччоло? Есть точные сведения, или все вновь сводится к жутким легендам?
— Как вам сказать… Точных сведений и впрямь не имеется. Одни только россказни. Знаете, как это бывает — никто не знает ничего толком, но любой прекрасно осведомлен, что эта парочка продала душу тому купцу, что не к ночи будь помянут. Или вы не верите, что они…
— Верю, — сказал Пушкин. — Есть причины верить…
— Вот видите… Понимаете, синьор Алессандро, никому, в общем, и нет нужды знать эти ваши «точные сведения». Ну зачем? Выгоды от этого никакой, одни возможные неприятности. Вы полагаете, в вашей стране такой вот парочке надоедали бы соседи, стремясь выяснить, какими именно чернилами они подписывали уговор с тем, который… или интересовались бы, что те еще намерены наворожить? Ага, молчите… Разное болтают. Говорят даже, что графиня на самом деле — своя собственная прабабушка, которая все это затеяла ради вечной молодости. Мол, у нее есть в палаццо часы, которые идут в обратную сторону, и механизм нужно регулярно питать человеческой кровью, а если этого не сделать, графине — конец… Ну, а про князя болтают втихомолку и того похлеще.
— И — что?
— И — ничего, — сказал Лукка. — На дворе вы, должно быть, слышали стоят времена просвещения, материализма и прочих рациональных веяний. Это лет триста назад любой полицейский без зазрения совести забарабанил бы в дверь и рявкнул: «А ну-ка, где тут у вас колдуют?!». Нынешние на такое не способны, побоятся стать всеобщим посмешищем.
Барон вмешался:
