Лодки остановились в воздухе. Поручик с любопытством уставился вниз с высоты не менее чем в сотню саженей. Широкая река делала здесь плавный изгиб, а в излучине располагались разбросанные в беспорядке длинные строения, даже с такой высоты казавшиеся примитивными. Меж ними виднелись фигурки кентавров — полулюди-полукони спешили с разных сторон к тому месту, над которым повисли лодки, сбивались в кучу, смотрели вверх. Справа, почти у самой воды, торчал огромный камень, кажется, с грубо обтесанной вершиной.
Шорна показал в ту сторону:
— У них есть что-то вроде бога, которому приносят жертвы. Совершенно дикарские обряды — перед идолом и человека могут выпотрошить, и собственных соплеменников… — он наклонился к переднему ряду кресел: — Ну что?
Сидевший перед ними человек сосредоточенно смотрел на какой-то овальный металлический ящик со стеклянной стенкой, по которой неспешно перемещались алые кривые, плясали синие огоньки и вдруг кляксой расплылось серое пятно с четкими краями.
— Очень интересно, высокий Шорна, — сказал человек, не оборачиваясь. — Где-то там, в одной из хижин — изрядная груда металла высокой чистоты: железо, хром, ванадий… Рукотворные изделия, без сомнения — столь богатых самородных месторождений попросту не бывает…
— Склад оружия, конечно, — кивнул Шорна. — А вы что скажете, благородный Витари?
Тот, к кому он обращался, так и просидел в молчании все время полета — пожилой сухонький человек с тонким интеллигентным лицом. Сейчас он словно бы напряженно прислушивался к чему-то слышимому ему одному. Не поворачиваясь к ним, замотал головой:
— Ничего подозрительного, высокий Шорна… По крайней мере, я ничего не вижу…
— А вы? — обернулся Шорна к поручику.
— Простите?
— Вы ничего необычного не чувствуете? Вы же карн, как и благородный Витари…
Добросовестно прислушавшись к собственным ощущениям, внимательно глядя вниз, поручик пожал плечами:
— Совершенно ничего необычного… Дома, кентавры, этот идол…
— Огни, — негромко, непонятно к кому обращаясь, распорядился Шорна.
Управлявший лодкой человек сделал что-то у себя на приборной доске — и вокруг вспыхнули многоцветные фейерверки: шары ярчайших огней рассыпались причудливыми снопами, исполинскими цветами, проливались неощутимым ливнем. Собравшиеся внизу кентавры припустили врассыпную, осталась только небольшая кучка.
— Должное впечатление? — спросил поручик.
— Ну конечно, — Шорна мимоходом коснулся двух кобур на золотом поясе. — Спускаемся. Будьте настороже, господа, и открывайте огонь без команды, если что-то пойдет не так. Здесь уже давно что-то идет не так…
Лодка стала опускаться. Поколебавшись, поручик все же расстегнул свой мешок, достал скорострел (который так и не обвыкся именовать неуклюжим словом «автомат»), неумело вставил обойму, с лязгом передернул затвор, ничуть не похожий на винтовочный. Вспомнив наставления Маевского, большим пальцем сдвинул вверх рубчатый рычажок предохранителя. Нацепил на пояс подсумок с четырьмя обоймами — тяжеленная штука, куда там винтовочным…
Перехватив любопытный взгляд Шорны, криво улыбнулся:
— На всякий случай, вы же сами говорили…
Лодка коснулась земли, а две других так и остались висеть на приличной высоте. Кучка кентавров проворно шарахнулась на расстояние броска камня.
Поручик разглядывал их с некоторым сожалением. На античных вазах и фресках человеческая половина кентавров изображалась сущими красавцами, ничем не отличавшимися от самих древних греков, — да и лошадиная половина выглядела довольно изящно. Увы, действительность оказалась гораздо прозаичнее: низколобые хари с выступающими надбровными дугами, огромными челюстями и маленькими глазками, жесткие космы волос, некрасивые тела… Да и «лошаденки» ничуть не напоминают благородных рысаков: пузатые, с выступающими ребрами, толстыми коленными суставами…
Шорна неторопливо вылез, сделал пару шагов и остановился. За ним встали четверо остальных, считая и поручика.
В стоявшем чуть впереди своих сородичей кентавре сразу угадывался дикарский вождь: на шее болтается в три ряда грубое ожерелье из неограненных красных кристаллов и золотых самородков, волосы утыканы птичьими перьями, обмакнутыми в какую-то синюю краску, которая потом засохла, на запястьях аляповатые стеклянные браслеты (этакая цыганщина), копье, которое он держит в руке, пониже грубо обработанного каменного наконечника увешано связками бисера и шкурками мелких пушных зверей… Полудюжина соплеменников за его спиной тоже щеголяет в украшениях — но гораздо более скромных…
Какое-то время хозяева и гости молча созерцали друг друга. Наконец вождь неприятным, каркающим басом произнес:
— Приветствую тебя, великий.
Поручик его понял моментально — а вот Шорне то же самое прошептал на ухо стоявший рядом переводчик.
— И я тебя приветствую, — с непроницаемым лицом ответил Шорна.
— Легкая была дорога?
— Благодарю, легкая.
…Вблизи здешние «дома» действительно оказались крайне примитивными — длинные навесы из необструганных стволов тонких деревьев, примотанные к ним ремнями перекладины, плоские крыши из наваленных грудой веток, сплетенные из лозы стены. Убогое жилище, способное с грехом пополам защитить от дождя, но никак не от мороза. Впрочем, морозов тут вроде бы не случается. Дома неровным кругом охватывали большое пустое пространство наподобие площади — а в промежутках меж строениями толпились кентавры, что-то негромко бурча друг другу и подталкивая друг друга локтями. Крепенько воняло испражнениями и еще чем-то наподобие горелого дерева. Практически у каждого здесь было в руках оружие — грубые луки, копья, каменные топоры, усыпанные острыми каменными обломками дубины. Ни существ женского пола, ни малолетних поручик так и не высмотрел, а ведь они должны в стойбище быть, иначе как кентавры размножаются?
Тут же, словно откликаясь на его невысказанные мысли, Шорна негромко произнес:
— Самок с детенышами попрятали… Одни воины. Мне это не нравится, глядите в оба…
Опустив руку, поручик вороватым движением сдвинул предохранитель так, чтобы в любой момент открыть огонь. Двое разодетых, стоявших на флангах их маленькой группы, держали наизготовку блестящие трубы размером с драгунский карабин — их дула заканчивались фиолетовыми линзами.
— Высокий господин привез подарки? — осведомился вождь.
— Высокий господин привез неудовольствие, — моментально ответил Шорна.
— Чем же мы прогневали высокого господина?
Шорна выпрямился, сложив руки на груди. Его голос звучал гордо и презрительно, с нескрываемым превосходством:
— Ты сам знаешь, что можно, а что нельзя. Нельзя брать наши железные палки, плюющие огнем. Ты взял. Они у тебя где-то здесь. Ты знаешь, что за это бывает.
