– Филип? Так звали твоего парня? Того еврея?
– Ага. Фил тут же примчался. Я его не узнала. Я спряталась от него под кроватью и завопила, когда он попытался вытащить меня оттуда. Я спросила, видит ли он мертвых девочек. Я все рассказала ему о них. Вскоре пришла домой Джесси, и Фил тут же исчез. После того случая он не хотел и близко подходить ко мне. А отчим сказал, что не ожидал такого от Филипа. Он якобы думал, что Филип – мой друг. Думал, что ему можно доверять в трудную минуту.
– Вот это тебя волнует? Что твой старик расскажет мне, какая ты сумасшедшая, а я буду шокирован и больше не захочу тебя видеть? Флорида, должен признаться: твои проблемы с головой – не новость для меня.
Она фыркнула в знак того, что ей смешно, потом сказала:
– Он не это расскажет. Я не знаю, что он расскажет. Он просто придумает что-то такое, отчего я стану тебе меньше нравиться. Или перестану нравиться вообще.
– Не надо начинать.
– Нет. А может, ты действительно позвонишь моей сестре? Она та еще сучка. Мы терпеть друг друга не можем. Она так и не простила меня за то, что в детстве я была очень хорошенькой и получала на Рождество подарков больше, чем она. После смерти мамы ей пришлось взять на себя хозяйство, а я все оставалась ребенком. С двенадцати лет Джесси стирала и готовила на всех, но никто не оценил это по достоинству и не пожалел ее за то, чего она лишилась. Но она вполне способна прислать за мной такси. Она не будет против, если я вернусь домой. У нее появится возможность кем-то командовать.
Но когда Джуд позвонил, трубку после третьего звонка снял сам Крэддок.
– Чем могу быть полезен? Говорите, не стесняйтесь. Я помогу вам, если это в моих силах.
Джуд назвал себя. Сказал, что Анна хотела бы некоторое время пожить дома, представив все так, будто это ее идея. Он не сумел сразу подобрать слова, чтобы описать ее состояние, но его выручил Крэддок. Он спросил:
– Как она спит?
– Не очень хорошо, – ответил Джуд и с облегчение понял, что этой информации Крэддоку достаточно.
Джуд предложил заказать такси для Анны с вокзала в Джексонвилле до дома Джессики в Тестаменте, но Крэддок отказался, сказал, что сам встретит Анну.
– С удовольствием съезжу в Джексонвилль. Мне любой предлог сгодится, лишь бы сесть за руль своего пикапа. Опустить окно. Построить рожи коровам.
– Ха-ха! – Помимо воли Джуд проникался симпатией к Крэддоку.
– Я очень благодарен вам за то, что вы позаботились о моей малышке. Знаете, когда она была ребенком, все стены в ее комнате были заклеены вашими постерами. Ей всегда хотелось познакомиться с вами. С вами и с… как его звали? Из группы «Мотли крю» , кажется. Эту группу она просто обожала. Полгода ездила за ней следом. Была на всех концертах. И даже познакомилась кое с кем. Не с музыкантами, конечно, а с кем-то из обслуживающего персонала, я думаю. Да, бурная у нее была юность. Теперь она успокоилась, а? Да-а… Любила она ваши альбомы. Сутками напропалую слушала этот хэви-металл. Я не сомневался, рано или поздно она найдет себе рок-звезду.
В груди Джуда разливался сухой, колючий холод. Он отлично понимал, что хочет сказать Крэддок – что она трахалась с техниками «Мотли крю», что спать со звездой всегда было ее пунктиком, что если бы она жила сейчас не с ним, то жила бы с Винсом Нилом или Слэшем.
И он понимал, почему Крэддок говорит ему все это, – по той же причине, по какой он позвонил еврейскому бойфренду Анны, когда та была не в себе. Чтобы вбить между ними клин.
Сюрпризом оказалось другое: Джуд не ожидал, что игра Крэддока подействует на него, хотя он видел ее насквозь. Не успел отчим Анны умолкнуть, как Джуд стал вспоминать, где он сам встретился с ней – за кулисами шоу Трента Резнора. Как она туда попала? Кто привел ее и что ей пришлось сделать ради того, чтобы получить пропуск за сцену? А если бы первым к ней подошел Трент, она уселась бы у его ног и стала бы задавать свои милые бессмысленные вопросы ему?
– Я присмотрю за ней, мистер Койн, Просто посадите ее на поезд. Я буду ждать, – закончил разговор Крэддок.
Джуд сам отвез ее на вокзал. Она держалась хорошо: изо всех сил старалась (он видел это) быть той девушкой, какой казалась Джуду в начале их знакомства, а не тем несчастным человеком, каким была на самом деле. Но при каждом взгляде на нее Джуд снова чувствовал сухой холод в груди. Эльфийская улыбка Анны, то, как она заправляла волосы за розовые ушки со множеством сережек, последний залп ее странных вопросов – все это выглядело теперь хладнокровными манипуляциями и побуждало его поскорее избавиться от нее.
Если Анна и почувствовала его отчуждение, то виду не подала. На вокзале она приподнялась на цыпочки и порывисто обняла его. В этом объятии не было ничего сексуального. Ее поцелуй был сестринским прикосновением губ к его щеке.
– Мы хорошо повеселились вместе, правда? – спросила она. Как обычно, вопросы.
– Правда, – ответил он.
Он мог бы добавить что-нибудь еще – что будет звонить ей или что желает поскорее выздороветь. Однако не смог себя заставить. Любая попытка выразить сочувствие и нежность немедленно разбивалась словами Крэддока, что крутились у Джуда в голове: «Я не сомневался, рано или поздно она найдет себе рок-звезду».
Анна весело улыбнулась, словно он сказал что-то остроумное, и сжала его ладонь. Он посмотрел, как она села в вагон, но отправления поезда дожидаться не стал. На платформе толпились люди, громким эхом разлетались голоса. Опустошенный и оглушенный, он стремился поскорее покинуть это место, пропахшее горячим железом, застарелой мочой и теплыми потными телами.
Но на улице было ничуть не лучше – осенью в Манхэттене холодно и сыро. Ощущение, будто его со всех сторон толкают и давят, не покинуло Джуда и по возвращении в гостиницу, в тихий пустой номер. Он не находил покоя, не знал, куда себя деть. Он нуждался в том, чтобы выпустить пар, сказать вслух те безобразные вещи, которые звучали у него внутри.
Четыре часа спустя он оказался-таки в правильном месте – в радиостудии Говарда Стерна, где он оскорблял: унижал безмозглых прихлебателей из свиты Стерна. Джуд от души издевался над ними, если они по глупости осмеливались перебить его, и выдал пламенную проповедь разврата и ненависти, хаоса и осмеяния всех и вся. Стерн был в восторге. Его окружение желало знать, когда им посчастливится снова увидеть Джуда.
Наступил уикенд. Джуд по-прежнему оставался в Нью-Йорке, в том же настроении. Его пригласили встретиться с людьми из команды Стерна в одном из стрип-клубов на Бродвее. Это были те самые люди, которых он несколько дней назад высмеивал перед миллионами радиослушателей. Они не приняли его слов на свой счет. Выставлять себя на смех – такова их работа. Они были без ума от Джуда. Они считали, что он выступил в шоу убийственно удачно.
Но настроение его не улучшилось. Он заказал пиво, хотя не пил этот напиток, и сел у дальнего конца сцены, представлявшей собой огромный лист матового стекла, подсвеченный снизу мягким голубым светом. Из теней вокруг платформы выступали лица других зрителей, и все они казались Джуду неестественными, злобными, неправильными. Лица утопленников. Голова его раскалывалась. Он зажмурился, и под опущенными веками вспыхнул разноцветными огнями фейерверк – предвестие мигрени.
